Рапсодия улыбнулась. Она взяла Эши за руку и поцеловала.

— Нет, неправда, — возразила она, — я целиком и полностью принадлежу тебе.

Гвидион ухмыльнулся.

— Я надеялся, что ты это скажешь, — с озорной улыбкой заявил он, склоняясь над Рапсодией. — Как ты думаешь, зачем я уложил тебя в постель?

Она притянула его к себе и поцеловала, обхватив стройными ногами.

— Сейчас попробую угадать.

Даже издалека до нее доносились оглушительные крики веселья, она видела высокие сполохи костров на фоне темного неба. Она стояла на вершине небольшого холма среди топей, и ветер доносил до нее запах гари и горький вкус Прошлого, вдруг сделавшийся сладким вместе с появлением надежды.

Энвин посмотрела на рог, который держала в руках. Даже в темноте он сверкал, подобно волшебной жемчужине. Металл оставался теплым, он хранил жар узурпировавшей его женщины, подносившей рог к своему идеально очерченному рту, чтобы призвать ее народ, народ, принадлежавший Энвин. Конечно, они были вынуждены прийти. Никто из тех, кто приплыл из Серендаира, даже их потомки, не смогли противостоять зову рога. Гвиллиам об этом позаботился.

Однако предательство заслуживает наказания.

Им не будет прощения.

Энвин закрыла глаза и подняла рог, воздев руки к темному звездному небу.

Слова наглой девки вернулись к ней вместе со смехом ночного ветра, пьяного от празднества.

«Энвин ап Меритин туат Элинсинос, я даю тебе новое имя: Прошлое. Твои деяния нарушают равновесие. Впредь твой язык будет рассказывать только о том, что видят глаза. А вот во владения своих сестер — в Настоящее и Будущее — доступ тебе закрыт. И никто более не станет тебя искать, кроме тех, кого заинтересует прошлое, так что отвечай на вопросы правдиво, иначе ты лишишься и этого дара и будешь молчать до окончания дней своих».

Прорицательница рассмеялась, сначала весело, но потом в ее голосе появились истерические нотки. Она закинула голову, и в ее хохоте зазвучало безумие Мэнвин, но также коварство и злоба. Она смеялась так долго, что уже было невозможно понять, хохот это или вопли безумца. Впрочем, ни одна живая душа ее не слышала — все звуки перекрыл рев костров в Чаше.

«Впредь твой язык будет рассказывать только о том, что видят глаза».

Энвин еще сильнее сжала в руках рог и открыла пронзительно голубые глаза, засиявшие в ночи.

— Очень хорошо, — громко сказала она. — Как прикажете, ваше величество.

«Мне нужны твои воспоминания», — прошептал из огня дух демона.

Ее ответ слился с воем налетевшего ветра.

— Я понимаю.

Анборн ехал по просторам Кревенсфилдской равнины, пребывая в прекрасном настроении. Если вспомнить, как начинался этот день, его окончание стало приятным сюрпризом.

Прошло много столетий, с тех пор как генерал чувствовал себя таким свободным, не отягощенным бременем забот. Анборн с удовольствием вдыхал свежий ветер, влажный предутренний воздух лета с легкой горечью дыма далеких костров. Над головой у него расстилалось чистое звездное небо. Он снял шлем и провел ладонью по волосам. Уверенный ход лошади, земля, проносящаяся мимо, — оказывается, еще остались в жизни вещи, приносящие удовольствие.

После стольких столетий разочарований неожиданно разбилась каменная стена, окружавшая его сердце. В юности Анборн был идеалистом, он еще не забыл, какой напряженной была его жизнь, какие клятвы он давал, обещая следовать призыву Кузенов, древнего братства воинов, в которое вступил. Все прежние обязательства умерли на полях сражений Великой войны вместе с его душой так он думал.

Он вспомнил слова своей наставницы Элендры Андарис:

«Я не служу никакому королю или королеве. Когда они сами начнут служить, я принесу клятву короне».

Они оба, Анборн и Элендра, были Кузенами, в их душах война оставила жестокий след, но теперь для них пришло время надежды. Подобно рассвету на горизонте, к ним приближался мир.

Мысли Анборна обратились к Рапсодии, как часто бывало в последнее время, когда он не занимался решением конкретных проблем. «Интересно, что она сейчас делает», — подумал он, но тут же постарался выбросить из головы эту мысль. Он сумел перехватить взгляд, которым она обменялась с Гвидионом. Если его племянник не полнейший болван, он не может не понимать, что с ней происходит. Размышлять о возможном продолжении не пристало приличному человеку.

Анборн громко рассмеялся, довольный тем, как все сложилось, предвкушая начало новой жизни. Радость пронеслась над ним, словно волна, взметнув волосы, как ветер, игравший полами его плаща. Дух Анборна устремился к звездному небу, а бесконечный горизонт впереди начал светлеть — приближалось утро.

Энвин поднесла рог к губам и протрубила призыв.

Однако ни одна живая душа не услышала пения рога. Он эхом отразился в царстве Прошлого, как уже не раз звучал в минувшие столетия. Неслышимые обычными людьми звуки оторвались от серебряного рога и повисли в тяжелом воздухе воспоминаний.

Затем, после множества отражений, призыв медленно опустился на землю.

Энвин улыбнулась, закрыла глаза и начала долгую заунывную песнь.

Рейд на Фарроу Даун.

Осада Бет-Корбэра.

Смертельный Марш намерьенских наинов.

Сожжение западных поселений.

Кэсел Тай.

Томингоролло.

Топь Линген.

Бойня у Твердыни Виннарта.

Похищение у водяного лагеря в Яремисе.

Атака юго-восточного Склона.

Разгром Четвертой колонны.

Массовое избиение крестьянских поселений Первого флота.

Сражение в Кандерианских полях.

Она вспоминала мрачную историю битв и насилия, каждый кровавый эпизод Великой войны, конфликты, разжигаемые ф’дором, но вызванные самыми обычными причинами — яростью, предательством, ревностью и жаждой власти. Ненавистью более древней, чем Преждевременье.

Перечислив все великие сражения войны, Энвин двинулась дальше, вспоминая каждое столкновение, каждое место, где люди пали жертвами демона.

Наконец, когда список его деяний подошел к концу, она вновь поднесла к губам рог.

Энвин открыла глаза. Она улыбалась.

Анборн выехал на вершину холма, и вдруг его конь неожиданно встал на дыбы. Анборн успокоил благородное животное, а потом огляделся в поисках причины его страха.

Некоторое время он ничего не видел в темноте. Затем его зрение обострилось, кровь дракона закипела от ужаса.

— О Создатель, — пробормотал он, и у него перехватило горло.

Мрак у него под ногами дрогнул.