дело врачевания. Да, я сидел в тени зала, но я видел внутренний свет, исходивший от зрителей. И этот Макс Н. даже если и спер слова Альберта, то уж точно не те, которыми он бы описывал неподдельный интерес людей: Альберт просто не мог их видеть, ведь он сидел в первом ряду. Да, кстати, а что именно он исказил?

— Сейчас скажу…

Филипп взял со стола газету и пробежался по тексту.

— Не совсем привычно… хочется снова пойти… ага, вот. Читаю: «Помимо охватившей меня гордости за наших выпускников, спектакль заставил…». В оригинале же было: «Помимо охватывающей меня доброй зависти молодым сердцам». Альберт мне сам сказал.

Дальше: «Я от всей души рекомендую вам сходить на этот и другие спектакли, которые будут играться на сцене театра «Кинопус»». Эту рекомендацию дал не корреспондентишка, а сам Альберт! Он мне сам сказал.

Еще эта тирада о высокой ответственности перед непонятно чем: «Несомненно, получая такую высокую оценку из уст…» туда-сюда, ля-ля-тополя «… становится ответственной за дальнейшее поддержание высокого качества своей работы и с гордостью встает в один ряд…» и далее по тексту.

Что это было?! Это уже я спрашиваю! Встает в один ряд — с кем? С серыми спектаклями, сделанными на отвали? С актерами, ненавидящими зрителя и саму свою работу? С Мертвым театром? Да, мы в ответственности перед людьми, но не об этой ответственности я говорю. К слову «бледный» пристал еще… Специально отмечал то, как мы передавали друг другу повествование и принимали на себя разные роли — кажется единственное, что он заметил из всей работы — но ни словом не отметил ни костюмы, ни музыку, ни свет…

— Филипп, Филипп, успокойся, — тихим и спокойным голосом обратился к нему Марк Эго, мягко улыбаясь и словно подготавливая друга к какому-то откровению. — Жаль, что Лина с Аби не слышат тебя. Будь они здесь, я уверен, объяснили бы тебе что к чему. Но давай-ка я сам попробую. Говорю то, что думаю и чувствую, окей? Ты после уж сам рассуди. Скажи мне на милость, Альберт тоже так же возмущался, как и ты сейчас?

— Да нет, он был спокоен. Он позвонил мне и попросил зайти в институт. Главное, не поленился появиться там в воскресенье.

— Во-от! — одобрительно кивнул Марк Эго.

— Ну так вот, Альберт пригласил к себе и дал почитать газету. В конце спросил: «Ну, что скажешь?». Я не сразу въехал в прочитанное, а потом возмутился, а он тихо улыбался. После уже добавил от себя по поводу искаженных слов, и опять улыбался.

— И тебе все это не показалось похожим на какой-то урок, который он хотел преподать тебе?

— Мысли пробегали в голове о том, что он чувствует себя бессильным перед невеждами, что он хочет вовремя дать мне знать о том, что происходит за нашими спинами.

— А если посмотреть на все это с другой стороны и представить, что Альберт чувствует именно их — всех тех орков, узников и не помню уже кого — бессильными перед тобой и твоей работой, и именно этого Макса Н. он видит в смятении, а не нас? Да, он хочет вовремя тебя просветить, и именно потому спешит показать тебе статью и поделиться с тобой нужной информацией, но не для того, чтобы показать безнадежность ситуации, а для того, чтобы сообщить, что пришло время действовать. Может быть потому он и улыбался, что окончательно успел убедиться в том, что ты в состоянии решить эту проблему собственными силами.

— Он позвал меня сегодня днем, а когда я уходил от него он порекомендовал поделиться со всеми вами… Ты думаешь…

— Я не думаю — я уверен в том, что все это было демонстрацией положительного мнения — и в этом Макс прав — заслуженного Мастера своего дела о вашей работе. Альберт не поведал тебе о том, что еще он говорил для газеты, о том, что он хотел, может быть, сказать да не сказал. Он хотел донести до всех вас суть события: вы сделали что-то такое, что никто не смог категоризировать. Иными словами — уникальное.

Марк Эго теперь обращался ко всем присутствовавшим, ведь, поддерживая их, он поддерживал и своего друга.

— Вас увидела и услышала сотня с лишним людей, и, образно говоря, здесь и завтра будет сидеть новая сотня душ, которая захочет познакомиться с этим новым чем-то, которое не смогло описать официальное слово. Люди, люди — вот на кого вам стоит сейчас смотреть. Следите за тем, что они чувствуют, а не учите наизусть газетные статьи. Цените те их слезы, которые вы вчера пролили — а их было немало, черт возьми! Ой, немало было слез вчера. Их цените, а не измененные хвалебные слова. Газеты читайте между строк, но вникайте в каждое невнятно сказанное и даже неполное предложение из уст впечатленного зрителя. Они впервые увидели что-то живое, и вам должно быть очень интересно то, как они это состояние описывают. Не уподобляйтесь корреспонденту, смотрящему глазами, ведь это его работа, и он привык делать ее именно так, как его учили. А вот люди — им нечего терять или получать, они не заинтересованы в том, чтобы лгать самим себе, и они смотрят спектакль сердцем.

Не каждый удостаивается такой удачи, и совсем не просто ее заработать. Иногда нужно бывает прожить целую жизнь, чтобы оказаться в состоянии рассказать историю, которая на пару часов незаметно становится личной историей каждой из сотни с лишним душ. Все они были с вами, друзья, с вами и с созданными вами персонажами — нет, даже не персонажами — людьми, живыми людьми… с созданными вами жизнями. Все это описывается одним словом: сопереживание. Они вам сопереживали. И да — статья верно отмечает особый интерес зрителей к перевоплощению из одного героя в другого во время эстафеты чтения текста. Они физически ощущали на себе эти переходы. Они видели, как Хаким становится Гиваргисом, Жасмин — чтецом, а Ки — Джуди.

Марк Эго сделал короткую паузу, чтобы дать своей аудитории послушать их собственные мысли во все еще хранящей запах свежей краски тишине.

— И они еще