Отступив еще на шаг, Ильев ощутил острие копья. Мертвец придвинулся ближе, гноящаяся рука протянулась, чтобы коснуться его…

И тут он услышал женский крик.

Рука мертвеца застыла.

* * *

Предпоследняя фляга ударилась о лестницу. Мертвецов отбросило. Снова загромыхал камень. Лестница содрогнулась и треснула, в воздух взметнулась туча пыли. Ступени закачались и стали рушиться, увлекая с собой мертвецов.

— Есть! — выкрикнул Даваров, рубанув кулаком воздух. Упавшие вниз ступени заклинило, и обрушение прекратилось, оставив пролом примерно в три фута. Не слишком большой.

— Дерьмо! — выругался Роберто.

Мертвецы, оставшиеся на верхней половине лестницы, продолжали карабкаться наверх, даже не оглянувшись. Даваров, размахнувшись длинным клинком, сшиб на землю сразу троих, но это, естественно, не ослабило натиск. Мертвые уже приближались к крыше. Живых продолжали теснить, но пространства для отступления больше не оставалось.

— Надо бы свалить лестницу в сторону, туда, за стену, — предложил Роберто.

— Чудесная мысль, — хмыкнул Даваров. Он отсек мертвецу голову и ударом ноги сбросил его с верхней ступени. — Я только сбегаю за молотком и зубилом и сразу начну.

— Это можно сделать с помощью одной фляги, — пояснил Роберто. — Только нужно бросить ее вниз, к основанию.

— А что, если использовать ее здесь, наверху? Если снести эти восемь ступеней, образуется такой здоровенный пролом, что им его не преодолеть.

Между тем мертвые внизу перегруппировались, и некоторое их количество стало подниматься по уцелевшим внизу ступеням. Первые, добравшись до пролома, просто делали шаг вперед, падали на землю и тут же поднимались, чтобы повторить попытку, но следовавшие за ними уже повели себя иначе. У края пролома они останавливались, оценивали расстояние и прыгали. Роберто покачал головой — как раз чего-то подобного он и боялся. Мертвецы не были окончательными тупицами: шедшие в задних рядах учились на ошибках передних.

— Ну, драться там, внизу, мы не сможем, это будет самоубийством.

— Но это единственный способ замедлить их продвижение, — настаивал Роберто.

— И что, на сей счет есть светлые мысли?

— Есть.

Это сказал Харбан. Он выхватил флягу из руки Роберто.

— Смотри, чтобы бросок был точным.

— Я не собираюсь ничего бросать. Верни выживших гор-каркулас домой ради меня. Это поможет горе.

Поняв намерение Харбана, Роберто похолодел.

— Невозможно! — вскричал он, вцепившись в карку. — Это не выход!

— Это единственный выход.

Высвободившись, карку разбежался и прыгнул с крыши цитадели. Роберто следил за его падением — до земли было тридцать с лишним футов. Он свалился прямо на головы мертвецам, и это несколько смягчило приземление, хотя не избавило от переломов. Даваров, не замечая врагов, поднимавшихся к нему по ступеням, тоже уставился вниз.

Мертвые окружили Харбана. Взлетели мечи. Харбан получил удар в спину, но это его не остановило. Еще один удар пришелся по левой ноге. У карку вырвался крик, но решимость его не ослабла. Он прорвался к ступеням, присел и обеими руками поднял флягу над головой, чтобы ударить в самое основание лестницы.

— Вниз! — заорал Роберто.

* * *

Миррон была поражена чистотой энергии, пробегавшей через Гориана и сеть его корней. Она содрогнулась, когда они окружили ее. Но когда стебли пронзили ее тело, не ощутила боли. Ее заполняла энергия. Она ощутила полное и окончательное единение с самой сердцевиной творений земли и Бога.

— Я чувствую тебя, Кессиан, — с дрожащим вздохом произнесла Миррон. — Я чувствую тебя.

На нее снизошло облегчение. Все напряжение, все муки смыло прочь одним соприкосновением с жизненной картой, созданной Горианом. Миррон обволакивала радость, она утопала в экстазе. Запах Кессиана, прикосновение его руки, ощущение его волос, легкое касание губ — здесь было все.

Миррон попыталась пошевелиться, но корни полностью удерживали ее на месте.

— Тебе не нужно двигаться, любовь моя, — произнес Гориан. — Все, чего ты можешь захотеть, есть здесь. Тебе только требуется потянуться к этому сознанием.

— То, что ты сотворил столь безупречно, исполнено такой чистоты, — выдохнула Миррон. — Это невероятно.

— Я очистил нас от скверны. Это дух моего народа, но он недостаточно хорош для богов.

— Это убивало тебя, не так ли, отец? — спросил Кессиан.

— Да. Но мы избавились от этого, я и ты. И теперь мы трое едины, все вместе. И мы можем навсегда быть вместе.

Миррон все же смогла пошевелить головой. Она слегка повернула ее и скосила глаза. Джеред, Ардуций и Оссакер были там, где она их оставила. Братья вцепились друг в друга, едва способные встретиться с ней взглядом. А Пол… Пол выглядел заботливым отцом, ожидающим, правильный ли выбор сделает его дочь.

— Это прекрасно, — промолвила она. — На самом деле прекрасно.

Сознание Миррон потянулось вниз, ниже прогалины, туда, где все было замутнено линиями болезненной энергии. Ниже, сквозь пряди энергии, направленной Горианом для подпитки его дела. Того, что приводило в движение мертвых и вздымало земные волны. Тысячи нитей тянулись на юг и восток, к тем, кто действовал на дальней дистанции. Она коснулась их своими жизненными линиями, лаская эти пряди, ощущая их силу, чувствуя ту преграду, которая оттесняет скверну. Превосходную замкнутую цепь.

— Это и вправду превосходно, не так ли, любовь моя? — промолвил Гориан. — Нам больше никогда не придется беспокоиться о том, что кто-то причинит нам вред. Мы слишком сильны. Таков путь богов.

— Миррон?

— Пол, это прекрасно. А вы можете двигаться. На вас никто не нападет.

Джеред кивнул. Он сделал шаг или два в их направлении и остановился на расстоянии вытянутой руки.

— Это ведь на самом деле то, чего ты желаешь? — Голос Гориана заполнил ее сознание, а вместе с ним пришло видение водопада Генастро, снегов Вестфаллена, прекрасных светлых локонов и нежных прикосновений сильных рук к ее коже. — Им никогда не найти способ навредить нам.

— Они не желают мне зла, — сказала Миррон.

— Тогда их желание — мое желание. Давайте, братья. Давай, Пол Джеред.

— Кессиан? — позвала Миррон.

— Да, мама? — Голос сына согрел ее кожу, отчего хватка корней стала еще туже. — Помнишь ту маленькую парусную лодку у нас дома?

Сквозь энергетическую карту брызнули любовь и радость.

— Моя любимая игрушка.

— Сейчас это уже не важно, — прозвучала за гранью его голоса мысль Гориана.

— Ты хотел бы увидеть ее снова? Увидеть, как она выписывает восьмерки под парусом?