— Нам стоило бы вернуться к стенам, к тому, что от них осталось, — предложил Ардуций.

— Да, — кивнул Джеред. — Да, ты прав. Хотя сейчас я не хочу ничего, только остаться здесь навсегда.

— Мы должны идти и встретить свою судьбу, — сказал Ардуций. — На то мы и Восходящие.

— Судьбу, которую изменило деяние Миррон, — отозвался Джеред. — Вы должны верить в это. У вас появилась еще одна возможность быть принятыми.

— Верим мы с Осси в это или нет, не имеет значения. Хотя мы, конечно же, верим. Но правильно ли это для Конкорда? Ни в коем случае нельзя допустить возможности повторения этого.

Ардуций широким жестом указал на тысячи упавших мертвецов. На загубленную землю под тонким слоем трясины.

— Я просто не знаю, заслуживаем ли мы еще одного шанса.

859-й Божественный цикл, 12-й день от вершины генастро

Женский вопль слился с десятками тысяч других. Оглушительный вой, эхом отражаясь от стен, вонзился в небо. Он взметнулся над ареной, пронесся над доками, спугнул птиц с высоких дворцовых крыш и так резанул слух Ильеву, что тот выронил топор и схватился ладонями за уши.

Кашилли с ревом рухнул на колени, и его могучий молот раскрошил камни, выпав из онемевших пальцев. Позади них метались струи фонтана, живые взывали о прекращении страданий, а Всеведущий и Окетар взирали на них и благословляли.

Вой смолк. Прямо перед носом у Ильева мертвец уронил руки. Адмирал уставился на него — гражданин Эстории, средних лет, хорошо одетый, что различалось даже сквозь слой плесени. Мертвец в ответ воззрился на Ильева — ощущение то еще! Он моргнул и открыл рот, словно с намерением что-то сказать, но так и не издал ни звука.

Ильев потянулся к нему. Мертвец сомкнул веки, с растерянностью и страхом на лице издал вопль, похожий на вздох облегчения, и рухнул Ильеву на руки.

— Все кончено, — сказал адмирал. — Теперь ты можешь упокоиться, друг мой. Можешь отдохнуть.

Казалось, что стук падающих тел, разносившийся по дворцовому двору и всему городу, не стихал целую вечность. Некоторые из мертвых держались на ногах дольше других. Некоторые даже совершили несколько неуверенных шагов, прежде чем Всеведущий дотянулся до них и принял в свои объятия.

Воцарившуюся во дворе гробовую тишину нарушал лишь плеск фонтана за спиной у Ильева. Он опустил мертвого человека на землю, поднялся, одновременно повернувшись, и положил руку на плечо Кашилли.

— Давай, моряк. Вставай.

Ильев оглянулся на трех Восходящих, Васселиса и Эстер Наравни. Йола лежала на спине на поверхности воды.

— Что случилось?

Васселис пожал плечами.

— Йола?

— Не знаю. Я не могу объяснить.

— Так почему же ты так кричала, малышка? — спросил Кашилли. — Чуть было меня не напугала.

— Ну…

— Мне кажется, ты скромничаешь, — сказала Эстер. — Посмотри только, что ты сделала.

Йола присела в воде и вытерла руки о волосы.

— Вы не понимаете. Я ничего не сделала, вообще ничего. Я не была готова освободить дело, когда ощутила… нечто, тянущееся к нам отовсюду. Со всех сторон, сквозь землю, сквозь всех этих мертвых. Мне показалось, что нам всем конец, — вот я и закричала.

Ильев рассмеялся.

— Здравая реакция, юная Йола.

— Не исключено, это самая лучшая новость из всех возможных, — заметил Васселис. — Раз все эти мертвецы попадали из-за чего-то, дотянувшегося до нас сквозь землю, то Гориан, надо полагать, побежден. Наши Восходящие, истинные Восходящие, несомненно, одолели его.

— Он мертв? — спросила Эстер.

— На это мы можем только надеяться, — ответил Васселис. — Только надеяться.

Кашилли, потирая подбородок, смотрел поверх мертвых тел в проем ворот.

— Скажу тебе так. Мертв он или нет, уборку за этим ублюдком придется проводить грандиозную.

* * *

Роберто и Даваров долго не размыкали объятий. Оружие выпало из их рук. Появилась возможность перевести дух и дать отдых натруженным до боли мышцам. Повсюду вокруг них немногие уцелевшие на крыше люди поздравляли друг друга со спасением. Но солдаты ощущали не торжество, а всего лишь облегчение.

— Кажется, они сделали это, — пробормотал Даваров.

— Если ты хочешь, чтобы что-то было сделано наверняка, поручи это Полу Джереду, — отозвался Роберто, отступив на шаг.

— Думаю, он был не один.

— Ну, в это я поверю, когда узнаю точно. А пока мне известно, что именно Восходящие в ответе за всю эту боль и смерть, которые ты видишь повсюду. Если остальные Восходящие прикончили Гориана, это, конечно, хорошо и правильно. Но не думай, будто я собираюсь осыпать их милостями.

Роберто подошел к лестнице и посмотрел вниз.

— Эй, Харбан! Ты как, пришел в себя?

В ответ Харбан поднял руку, сжимавшую флягу.

— Да, посол, но я ранен.

— Думаю, это пустяки по сравнению с тем, что было бы, шарахни ты этой штукой о бетон, — заметил Даваров. — Оставайся, где лежишь, мы сейчас тебя заберем. И как-нибудь подлатаем.

Даваров устремил взгляд поверх крепостной стены, в сторону Атрески.

— Хотелось бы знать, как далеко прошла волна, — сказал он. — И насколько пострадала моя страна.

— Ущерб мы оценим по дороге, когда двинемся через нее, — отозвался Роберто. — Хотя и так, к долбаной матери, ясно, что все вокруг вверх дном. Ты с нами, Юлий?

Дел Аглиос вздохнул, спустился по ступеням к пролому, перемахнул на нижнюю половину лестницы, где валялись мертвецы, и пошел дальше.

— Ты никогда раньше не ругался, — заметил Даваров.

— Это все Юлий виноват. Хотел меня сжечь, представляешь?

— Да ну? — Даваров обернулся к Юлию.

Тот развел руками.

— Ну, мы разошлись во мнениях. Но полагаю, теперь точка зрения посла мне понятна. Я с ней по-прежнему не согласен, но она мне понятна.

— Спасибо за то, что был с нами, Юлий, — улыбнулся Роберто. — Ты хранил неколебимую веру.

Сейчас, однако, вера не спасала. Дел Аглиос запустил пятерню в волосы, ощутив вздымающуюся в душе волну горечи. Он брел среди разбросанных останков друзей и врагов: никому из них не следовало умирать сегодня. Потери были неисчислимы. Немыслимы. Но когда-нибудь все они будут сочтены.

Он чувствовал себя больным и опустошенным. Вместе с Даваровом и Бариасом, в сопровождении горстки уцелевших соратников, Роберто пробирался к Харбану Квисту. Ни у кого из них больше не находилось слов: здесь, внизу, вся чудовищность преступления воспринималась с особой остротой и отчетливостью.