удастся свидеться! Сестрица Ши Сян-юнь тоже уезжает неизвестно куда; сестрица Сюэ Бао-цинь помолвлена… Неужели ни одна из моих сестер не останется дома? Как мне жить одному!

Си-жэнь пыталась утешить его, но Бао-чай махнула рукой.

– Не сто́ит, я сама с ним поговорю, – произнесла она и обратилась к Бао-юю: – Так ты желаешь, чтобы все сестры до старости жили с тобой дома и не выполнили главного долга, который возлагается на каждую женщину? Если бы речь шла о других девушках, можно было бы предположить, что у тебя в отношении них какие-то намерения. Но сестры?! Пока еще ни одну из них не выдали замуж в чужие края. Но если бы даже это случилось, что ты можешь поделать?! Ведь все зависит от отца! Неужели ты думаешь, что во всей Поднебесной ты один любишь своих сестер? Если б все были такие, как ты, то и я никогда не смогла бы стать твоей женой. Люди учатся для того, чтобы стать мудрыми и просвещенными, а ты, наоборот, – чем больше учишься, тем больше глупеешь. Уж если так рассуждать, то нам с Си-жэнь следовало бы разъехаться по домам, а ты сможешь собрать всех сестер, и они будут о тебе заботиться.

Бао-юй схватил за руки Бао-чай и Си-жэнь и закричал:

– Я это знаю! Но почему все уходят так рано? Могли бы немного подождать и уйти, когда я превращусь в прах!

– Опять вздор! – Си-жэнь торопливо зажала ему рот. – Только два дня, как ты почувствовал себя лучше и у второй госпожи Бао-чай вновь появился аппетит! Если ты будешь шуметь и расстроишь ее, я ни за что не отвечаю!

– Я понимаю, – произнес Бао-юй, не в силах опровергнуть их обеих, – но только на душе у меня тяжело.

Бао-чай промолчала и украдкой сделала Си-жэнь знак дать юноше успокоительного лекарства.

Си-жэнь намеревалась предупредить Тань-чунь, чтобы она не ходила к Бао-юю прощаться, и поделилась этой мыслью с Бао-чай.

– Чего бояться? – возразила Бао-чай. – Через несколько дней он успокоится и все поймет. Я думаю, что надо дать им возможность подольше поговорить. Третья барышня умна, сумеет убедить его, что он не прав, и он перестанет болтать вздор.

Разговор был прерван приходом Юань-ян. Ее прислала матушка Цзя, узнавшая, что Бао-юю вновь стало плохо. Она велела Юань-ян передать Си-жэнь, чтобы она постаралась убедить Бао-юя выбросить из головы всякие глупые мысли.

Си-жэнь обещала в точности исполнить приказание. Юань-ян посидела немного и ушла.

Так как Тань-чунь предстояла дальняя дорога, необходимо было приготовить кое-какие вещи. Приданое с нею не отправляли, но хлопот все-таки было много, поэтому матушка Цзя позвала Фын-цзе, объявила ей решение Цзя Чжэна и велела заняться сборами.

Если вы хотите знать, как распоряжалась Фын-цзе, прочтите следующую главу.

Глава сто первая, повествующая о том, как лунной ночью в «саду Роскошных зрелищ» была встревожена одинокая душа и как в «кумирне Осыпающей цветами» гадательная пластинка предупредила о необыкновенном событии

А сейчас речь пойдет о том, как Фын-цзе возвратилась домой и, так как Цзя Ляня еще не было, сама позвала служанок и приказала им немедленно приготовить все, что может понадобиться Тань-чунь на дорогу.

Когда наступил вечер, Фын-цзе вспомнила о Тань-чунь и захотела навестить ее. Взяв с собой Фын-эр и двух девочек-служанок, она приказала третьей девочке идти с зажженным фонарем впереди. Когда они вышли за ворота, на небе ярко светила луна, и Фын-цзе приказала:

– Пусть служанка с фонарем вернется обратно!

Вскоре они подошли к чайной и услышали через окно какие-то звуки: не то бормотание, не то плач. Фын-цзе подумала, что это старые служанки, чем-то обиженные, выражают недовольство, забеспокоилась и тут же велела Сяо-хун зайти в чайную и как бы невзначай постараться узнать, что случилось.

Фын-цзе в сопровождении Фын-эр подошла к воротам сада. Ворота не были заперты, а лишь прикрыты, и двое слуг, распахнув ворота, впустили их. Луна, казалось, светила еще ярче, резко вырисовывая тени деревьев; не слышно было ни звука, повсюду было пусто и безмолвно.

Фын-цзе и Фын-эр собирались свернуть на дорожку, ведущую к «кабинету Осенней свежести», как вдруг с шумом налетел порыв ветра и на землю посыпались листья. Весь сад наполнился шелестом, в ветвях деревьев послышался свист, и встревоженные птицы, устроившиеся было на ночлег, с криками взмыли кверху.

Фын-цзе недавно выпила вина и разгорячилась, но сейчас ее стало знобить. Фын-эр, шедшая позади, тоже поежилась:

– Ну и холодно!

– Принеси мне безрукавку на беличьем меху! – не выдержав, приказала Фын-цзе. – Я буду ждать тебя у третьей барышни!

Фын-эр только и ждала разрешения, как бы убежать, чтобы одеться потеплее, и когда Фын-цзе обратилась к ней, она поддакнула и тут же исчезла.

Фын-цзе пошла вперед и вдруг услышала позади себя шипение, словно кто-то с шумом втягивал в нос воздух. Фын-цзе невольно обернулась, и волосы на ее голове встали дыбом: перед ней было какое-то черное-черное существо, оно вытянуло нос по направлению к ней, и глаза его сверкали, как фонари. От страха у Фын-цзе душа ушла в пятки, и она громко вскрикнула.

Но это оказалась всего-навсего большая собака, которая, вильнув хвостом, взбежала на горку и уселась на задние лапы, словно приветствуя Фын-цзе.

Поджилки все еще тряслись у Фын-цзе, и она со всех ног бросилась в «кабинет Осенней свежести». Но едва она обогнула горку, как ей показалось, что впереди мелькнула человеческая тень.

Фын-цзе подумала, что это какая-нибудь из здешних служанок, и окликнула:

– Кто это?

Ответа не последовало. Фын-цзе окликнула снова, но тень не отозвалась, стремительно метнулась прочь и скрылась.

После этого Фын-цзе почудилось, что у нее за спиной кто-то говорит:

– Тетушка, неужели вы меня не узнали?

Фын-цзе стремительно обернулась и увидела неподалеку от себя красивую, изящно одетую женщину. Женщина показалась ей знакомой, но она не могла вспомнить, где ее видела.

– Тетушка, вы, как и прежде, наслаждаетесь богатством и роскошью, – продолжала женщина. – И как вы могли забыть мой наказ заботиться об укреплении благосостояния нашей семьи на многие годы?!

Фын-цзе слушала ее, опустив голову, но вспомнить, кто эта женщина, так и не могла.

– Ведь вы когда-то меня любили, – добавила женщина. – Как вы могли об этом забыть?

Только теперь Фын-цзе вспомнила, что это – первая жена Цзя Жуна – госпожа Цинь Кэ-цин.

– Ай-я-я! – воскликнула она. – Ведь ты же давно умерла! Как ты сюда попала?

Думая, что это наваждение, она плюнула и собралась уходить. Но, повернувшись, она