Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Царь тотчас распорядился доставить священные сосуды в ападану.
Заключая с царем союз, Исме-Адад обязался возвратить эти сосуды, — так как Храмовый Город похитил их из царской сокровищницы после смерти Навуходоносора, — и слово свое сдержал. Он не собирался препятствовать Валтасару, но, страшась за свою жизнь, позволил себе напомнить царю, что эти сосуды священны и никто, кроме богов, не вправе касаться их своими устами.
— А я — разве не сын богов? — подивился Валтасар речам верховного жреца.
— Даже сын богов не смеет этого допустить, так повелел Мардук.
— Так кто же распоряжается в Халдейском царстве — Мардук или Валтасар? — вскричал царь; недобрым огнем вспыхнули его глаза.
Боясь осквернить сосуды, жрецы и вельможи поддержали Исме-Адада, убеждая царя, что обычай требует чтить чужеземных богов.
Валтасар пришел в бешенство.
— Знаю я, все вы считаете меня слабовольным. По всему царству разослал я шпионов и знаю, что обо мне шепчут. Но затем я и созвал вас, чтобы вы убедились в моей силе.
Тогда поднялся мудрый рабианум Идин-Амуррум и учтиво сказал:
— Даже Навуходоносор, хотя и был он владыкой могущественным и непобедимым, не позволил себе осквернить сосуды и поместил их в святилище Мардука.
— Разве я не могущественнее Навуходоносора? Разве Навуходоносор, а не Валтасар одолел Кира? — вскипел царь.
Желая успокоить его, гости лицемерно грянули:
— Ты, о великий, наш царь!
— То-то. — Он принял славословие вельмож за чистую монету, и у него отлегло от сердца.
Между тем рабы вносили сверкавшие золотом священные сосуды, расставляя их на столах. Согласно приказу царя, никто не был обойден — даже гетеры и развратники.
Четыреста виночерпиев, держа на плечах узкогорлые тирские кувшины, наполненные изысканнейшими винами, приготовленными из лучших сортов винограда на острове Хиос, в городе Лампсак, на острове Крит ив городах Загра и Гурния, на острове Лесбос и в городе Библ — вино из этого города имело аромат ранних фиалок, — вбежали в залу под звуки двойных флейт и египетских систр.
Валтасар приказал гостям снять золотые венцы и сам снял драгоценную тиару. Затем в ападане появились рабы с серебряными подносами. На одних грудами возвышались миртовые венки, на других — широкие микенские чаши с дорогой эссенцией. Рабыни, вереницей входя под сень ападаны, . брали с серебряных подносов венки и, окуная их в дорогие благовонные эссенции, возлагали затем на головы гостей.
Самый красивый венок из лавровых веток и золотых ягод, смоченный самой дорогой эссенцией, перевязанный лентами, украшенный каменьями, был возложен на голову царя. Виночерпии сняли с плеч серебряные кувшины, и в золотые чаши струями полились вина, впитавшие в себя огненные лучи южного солнца.
Для его величества царя Валтасара густым и алым, как кровь, вином наполнили золотую чашу с двумя ручками, выделявшуюся своими размерами и формой.
Взяв сосуд обеими руками, Валтасар поднялся с кресла.
Глаза его сверкали, щеки лоснились, высокий лоб казался несокрушимым, как гранитный лоб священного быка.
Голос царя звенел, взывая к гостям:
— Пейте, жрецы и вельможи! Пейте во славу Валтасара!
Он первым поднял чашу и пригубил вино.
Ив то же мгновение пламя свечей затрепетало и померкло.
Леденящий ветер пронесся по зале.
На стене появилась тень, и чья-то рука, повергнув пирующих в неописуемый ужас, начертала:
«МЕНЕ, ТЕКЕЛ, ФАРЕС».
Чаша выпала из рук царя Валтасара.
Он не сводил с надписи глаз, чувствуя, как все тело его охватывает дрожь. Виски покрылись каплями пота. Все замерло.
Долго стоял Валтасар, онемев, и все, что было в ападане живого, безмолвствовало вместе с ним.
Когда же кто-то осмелился пошевелиться, Валтасар горестно воскликнул:
— Перст судьбы! Предостережение!
Несколько опомнившись от потрясения, царь приказал созвать всех мудрецов, звездочетов и толкователей.
Но никто из мудрецов и толкователей не мог объяснить, что означают загадочные письмена.
Весть о случившемся облетела дворец, и в ападану с женской половины поспешила царица.
Она посоветовала обратиться к пророку Даниилу, который, наверное, разгадает значение слов.
Пророк вошел в сопровождении стражников. С первого взгляда было заметно, как потускнели за время заточения его глаза, сколько прибавилось морщин на его старческом лике. Но ум, дар природы, ничто не могло ослабить, и Даниил так истолковал вещие слова:
— Мене — значит «конец». Текел — «предел кладу владычеству твоему». Фарес — «лишу тебя царства и отдам его персам».
— Так… — едва вымолвил Валтасар, чувствуя, как деревенеет у него язык и немеют конечности.
Боль и отчаяние туманом заслонили от него свет. Смятение мыслей гасило блеск в глазах, и они потухали, украдкой скользя по лицам гостей.
Царь надеялся, что кто-нибудь из князей рассеет его опасения, поспешит утешить своего царя, убежденно воскликнув: это не божье знамение, а черная магия. Обратил же Моисей палку в змею, а камень — в воду! Быть может, и таинственная надпись на стене ападаны — дело рук какого-нибудь иерусалимского колдуна?
Но никто не пожелал снять тягостное бремя с его сердца.
Неужели они и в самом деле так сильно напуганы и верят, что некто, более могущественный, предрешил его судьбу и близится конец его царствования?
Рот Валтасара вдруг приоткрылся, и лицо царя исказилось гримасой смеха, судорожного, неестественного смеха. Так выразил он свое презрение к тем, у кого не нашлось для него слов ободрения, кто отвернулся от царя в страшный час.
Валтасар наклонился и сам поднял с пола золотую чашу о двух ручках; он поставил ее на стол и велел снова наполнить вином.
Когда чаша скатилась на пол, в нее попала кровавая роза. Валтасар приказал залить розу вином, белым и густым сирийским вином. Багрянец лепестков просвечивал сквозь золотистый нектар, багрянец лепестков ласкал губы, тянущие вино.
Выпив, царь снова приказал налить и опорожнил чашу.
Пил он, заодно с ним пили халдейские вельможи. Он пил и пил, не делая передышки, пока голова его не запрокинулась на спинку золоченого кресла. Мутными глазами отыскал он лицо иерусалимского пророка, тот стоял поодаль и ждал, когда царь отпустит его. Валтасар в изнеможении мотнул головой и, собрав остаток сил, закричал:
— В пурпур облачите его! Золотую цепь ему на грудь, и возгласите по всей стране — отныне он третий муж в державе нашей. Щедро награждает Валтасар тех, кто верно служит ему.