Но в бессилии опустила она свои руки, сжимавшие послание Набусардара, и в страхе положила их на живот, словно прикрывая росток жизни, который пустил корень у нее под сердцем.

Затем она взглянула на Улу и сказала:

— Ты мудр, брат Улу, и, верно, сумеешь объяснить. Мучает меня мысль: отчего это люди стремятся лишь к одному — повелевать друг другом? Не стремись они к этому, скольких из нас судьба избавила бы от горестей! Скажи, кто научил людей этому злу?

Улу задумчиво поднял взгляд и серьезно ответил:

— Кто ж еще, как не боги! Они властвуют над нами, и человек, сотворенный по их образу и подобию, подражает им. Не в силах повелевать богами, он вознаграждает себя тем, что властвует над людьми.

— Говорят, боги совершенны, но разумно ли поступили они с человеком? Создав себе подобного, почему не лишили они его зависти, ненависти, мстительного себялюбия?

— Потому, что сами они тоже одержимы завистью, ненавистью и мстительным себялюбием.

— Тогда прав Набусардар, повелитель мой и избранник, утверждая, что не боги создали человека, а человек создал богов. Сам будучи несовершенен, он и богов создал по своему подобию. Но. если человек создал богов, то кто же создал самого человека?

— Это — великое таинство природы и жизни.

— А богам открыто оно? Или тайна природы и жизни и для них остается тайной, и они, подобно мне, вопрошают: откуда пошел человек и откуда пошли земля и небо? Кто научил человека говорить, птицу — летать, рыбу — плавать, цветок — расти? Кто дал человеку дыхание, цветку — аромат, меду — сладость, росе — прохладу? Кто положил воде течь, а суше пребывать в неподвижности? Кто положил быть жизни и смерти?

Улу склонил голову и погрузился в глубокое раздумье. Когда он снова поднял лицо, глаза его сверкнули.

Он сказал с жаром:

— И меня всю жизнь преследуют эти вопросы, но ответить на них я не умею.

Они не кончили начатого разговора: рывком распахнулась дверь, разлетелись в стороны занавесы, и в опочивальню стремительно вбежал начальник дворцовой стражи.

— Муджалиба горит! — выпалил он.

Из переходов и с галерей доносились разноголосый гул и топот ног. Помощнику начальника довольно было одной команды, чтобы поднять на ноги дворцовую охрану.

Сквозь гомон голосов и топот прорвался крик Нанаи:

— Муджалиба горит?!

Она вскочила, охваченная недобрым предчувствием.

Тека тоже очнулась и сидела, испуганно озираясь по сторонам.

Один Гедека, примостившись в удобном кресле, спал крепким сном, безмятежно и ровно дыша.

Казалось, услыхав это известие, Нанаи лишится чувств, но она сохраняла полную ясность мысли, и только в глазах ее затаился ужас и прерывистое дыхание выдавало испуг.

Она побежала одеться и вернулась уже в плаще.

На ходу бросила повелительно:

— По коням, скорей в Вавилон!

Когда они с Улу вскочили на нижнем дворе на быстроногих жеребцов, снаружи нетерпеливо забарабанили в огромные ворота. Стража отодвинула засов, и под арку влетел всадник, который привозил Нанаи весточку от Набусардара. Он едва переводил дух, пот струился по его вискам.

— Мост разрушен, — выкрикнул он в крайнем волнении. — Муджалиба в огне. Что бы это значило, о Мардук?! Мне пришлось повернуть назад.

Тека запричитала, и, воздев руки, стала громко молиться.

— Чует мое сердце — это персы, — с тревогой проговорила Нанаи.

— Боюсь, что причиной тому — безумство Валтасара, — убежденно возразил ей всадник.

— Что делать? — озабоченно подумал Улу вслух.

— Лучше всего переждать во дворце, — посоветовал начальник стражи.

— О нет, — решительно возразила Нанаи. — За дворцом у берега привязан челн. Переправимся через Евфрат на челне. Ты, начальник, бдительно охраняй дворец. Княжеский гонец пока останется с тобой. Я поеду с братом Улу.

Тека посоветовала взять в гребцы невольников. Но Нанаи отказалась. Она чувствовала себя достаточно сильной, чтобы сесть на весла и грести вдвоем с Улу.

Они спустились к дамбе. Тека светила им фонарем. Вдруг, к величайшему своему изумлению, они обнаружили, что река безводна. Пожалуй, встреча с самой смертью не удивила бы их более.

Первым опомнился Улу, его обычно твердый голос слегка задрожал.

— Что ж это? — проговорил он растерянно.

— Пойдем пешком, — ответила Нанаи, превозмогая ужас, охвативший ее.

— Верно, благородная моя госпожа, — поддержала ее дрожащая Тека и подняла над головой фонарь, — в добрый час, ступайте, свершилось чудо. Верно, ты так полюбилась Мардуку, что ради тебя он отвел воды Евфрата и ты можешь перейти реку посуху.

Не долго думая, путники спустились на дно русла. Бушевавшее на другом берегу пламя освещало им дорогу. С первых же шагов они убедились, что путь им предстоит не из легких. Дно было илистым, и по мере приближения к середине становилось все более вязким. С величайшим трудом передвигали они ноги, и взгляды, которыми они молча обменялись, говорили: брести по лужам и топи — нет, это не чудо Мардука, а скорее — вызов смерти.

Пришлось сделать передышку.

Пожар разрастался вширь, пламя его подымалось все выше. Рука невидимого великана подбрасывала над зубчатыми стенами и башнями дворца, обители радости и света, гигантские клубы дыма. Всепожирающая стихия упрямо рвалась сквозь мрак ночи к небу.

Нанаи отвела взгляд от зарева и, словно желая проникнуть в самые недра души Улу, пытливо посмотрела ему в глаза:

— Ты полагаешь — Набусардар жил неправедной жизнью?

— Ты боишься за него?

Она потупила взор, где затаились боль и печаль, и, ничего не ответив, двинулась дальше; Улу пошел следом.

Обессилевшие, едва держась на ногах, они почти добрались до противоположного берега, как вдруг заметили двигавшийся им навстречу вооруженный отряд. Шедший впереди воин крикнул, чтобы они остановились.

— Кто такие? — спросил он, приблизившись.

— Служитель храма Набу из Борсиппы, — ответствовал Улу и, обняв Нанаи за плечи, привлек ее к себе. Он понял, о, муки ада, что они повстречали персидских солдат.

— А эта?

— Это сестра моя, — солгал Улу, спасая Нанаи; он понимал, какая участь ждала бы ее, открой он, что перед ними избранница Набусардара.

— Связать их! — приказал перс. Солдаты исполнили приказание, и один из них осветил факелом лица пленников.

— А ты красива, — улыбнулся он Нанаи, — я отдам тебя моему царю. Улу вспыхнул:

— Кто ты таков, что дерзаешь выносить подобный суд? Эта женщина — моя сестра! Солдат загоготал.