Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Военные и дипломатические контакты между этими новыми государствами и соседней империей принимали самые разные формы. Устремления Франкского королевства были чаще всего хищническими, что проявилось в волнах агрессии, исходящих от его границ. При благоприятных обстоятельствах на них следовал ответ со стороны новых государств (либо отдельных частей), когда славяне устраивали набеги с целью хищения ценностей, доступных к западу от Эльбы. В этом нет ничего удивительного, но оба феномена при этом обнаружили сильную тенденцию к ускорению процесса образования государств, предоставляя правителям из молодых династий идеологическую базу либо средства, позволяющие повлиять на него. Помимо этих основных контактов, имелись и иные, менее значимые, которые играли ту же роль – прежде всего заимствование военных и иных технологий и те редкие моменты, когда император благоволил тем или иным князьям, способствуя их обогащению.
Оценивая общие закономерности развития государств с IX века, мы должны обратить внимание на две особенности. Во-первых, говоря о двух главных последствиях соседства с империей, следует отметить положительное влияние негативного фактора (использование чужой агрессии в роли идеологического фундамента для построения собственного государства) и позитивного (возможность грабить земли империи, превращая их в источник обогащения). При сравнительном анализе судьбы полабских славян с государствами Пястов и Пржемысловичей можно сделать вывод, что положительное влияние негативного фактора являлось более важным. У полабских славян было более удобное положение для регулярных грабежей, поскольку они проживали непосредственно на границе с империей и с удовольствием предавались этому занятию, но при этом франкам было слишком легко дать им отпор. И разумеется, суть имперской мощи в том, что при должном старании и отсутствии помех она куда сильнее всех соседних государств. Следовательно, в прямом столкновении между полабскими славянами и империей победитель мог быть только один. Польша находилась гораздо дальше, изолированная географически от непосредственной агрессии франков, в то время как Богемию защищали Богемский лес (Шумава), Рудные горы и массив Крконоше. Получается, что сам по себе доступ к богатым землям не мог стать подходящей основой для формирования государственности. Он был полезным ресурсом, но лишь в том случае, если вам удавалось пережить ответные удары империи и использовать себе во благо порождаемую ими неприязнь.
Во-вторых, разные типы контактов, позитивные и негативные, подталкивали целевые сообщества в одном и том же направлении на протяжении довольно долгого времени – разумеется, если им удавалось отразить попытки завоевания, регулярно предпринимаемые Франкским королевством. Мощный объединяющий фактор в виде борьбы за выживание, плюсы редкого проявления благосклонности со стороны империи, потоки награбленного богатства, экспорт военного снаряжения и заимствование административных элементов – все это помогло представителям новых правящих родов укрепить свою власть в регионах. И эффект, способствующий их продвижению, был вызван не только военным и дипломатическим взаимодействием.
Очевидно, что для того, чтобы действия, направленные на формирование государства, были успешными, правителям нужно согласие хотя бы некоторых групп населения, так или иначе участвующих в процессе. По крайней мере, в Моравии, Богемии и Польше новые правители возвысились изначально в собственном сообществе или «племени», а затем уже сумели заручиться согласием на получение более широких полномочий, что, разумеется, напрямую зависело от их успехов и достижений. Даже когда появились более крупные государственные структуры, князьям по-прежнему было необходимо согласие народа, как минимум со стороны optimates центральных земель и, возможно, свободного класса, если мы правы в своем предположении о том, что его представители играли важную роль в жизни славянского общества на рубеже тысячелетий. В то же время в других аспектах формирование государства нередко протекало с применением грубой силы. При расширении сферы своего влияния за пределы первоначальной группы нередко уничтожались убежища или укрепления соседей, многих из которых впоследствии переселяли в Центральный регион. Большие и хорошо экипированные военные отряды были ключевым компонентом новых государственных структур, и сложно даже представить себе, что эти войска могли не играть ведущей роли в разрушении старого политического порядка и перемещении населения.
Все это подчеркивает чрезвычайную важность того, что правители были способны накапливать богатство в беспрецедентных количествах. Немалая их часть уходила на нужды отрядов. Воинам была нужна еда – и много. Сравнительный анализ потребностей дружин (часть которых относится исключительно к новым государствам) говорит о том, что они ожидали прежде всего соответствующего питания. И это вовсе не говорит об их жадности. Все утро воины избивали огромные бревна утяжеленными вдвое мечами (чтобы одновременно нарабатывать мастерство и мышцы) и тренировали разум, на что уходило много калорий. Однако еда – это даже не половина дела. Как мы видели, отличительная черта княжеских армий этих новых королевств – самые современные доспехи и оружие, особенно защитная броня, которая стоила очень дорого, и не важно, покупали ли ее (как, очевидно, было поначалу – судя по Тьонвильскому указу) у франкских кузнецов либо производили у себя (к чему все и пришло). Именно боевой потенциал войск позволял проводить быструю, яростную экспансию, которая характерна для формирования государств Пржемысловичей, Пястов и даже моравских князей. Но на их производство уходило много денег. Отсюда очевидный вопрос: откуда брались эти средства и как попадали в руки правителей?
Глядя на Центральную и Восточную Европу IX–X веков, мы приходим к выводу, что самый вероятный ответ таков: князья получали доходы от сетей международной торговли мехами и рабами. Опять же, есть известное сходство между этим феноменом и процессами, в свое время преобразившими германские сообщества на окраинах Римской империи. Там римские легионы постоянно нуждались в продовольствии и рабочей силе, будь то солдаты или просто рабы. Как мы отмечали, стабильный поток платежей, идущий через границу, помог создать новые социальные структуры, которые укрепили союз германцев в позднеримский период. Однако между этими двумя случаями есть и существенные различия. Во-первых – масштаб происходящего. Торговля мехами и рабами в более поздний период шла с куда большим размахом, как в географическом, так и в экономическом ключе, чем во времена Римской империи. Рабы, разумеется, всегда стоили дорого, но торговля мехами, которая в начале тысячелетия вовсе не упоминается в источниках, приносила куда больше доходов, чем любой обмен товарами с римлянами. К тому же нет признаков того, что в римские времена рабы поставлялись из таких далей, с севера. И я не склонен считать случайностью тот факт, что более поздние торговые сети оставили более заметный след в наших источниках, как исторических, так и археологических, чем их ранние аналоги.
Во-вторых, и это одна из причин, по которым так увеличился масштаб, торговые сети конца 1-го тысячелетия действовали опираясь на несколько источников спроса на ценные товары. Похоже, изначально источником спроса была Западная Европа, куда товары с севера Руси поставлялись с середины VIII века. Торговый центр в Старой Ладоге появился через пару поколений – задолго до того, как были установлены хоть какие-то связи с мусульманским миром. Это вполне логично, поскольку рост спроса в Западной Европе в этот период совпадает с расцветом династии Каролингов. Но скоро в игру вступает и мусульманская сторона. Уже в начале IX века на север потекли рекой мусульманские монеты, а значит, часть товаров теперь поступала к новым покупателям – элите империи Аббасидов. Это был самый ее расцвет, поэтому тамошний спрос на товары вскоре затмил таковой на западе, судя по количеству исламского серебра, оказавшегося в Балтийском регионе. Связь с мусульманским миром не была прервана даже после распада халифата Аббасидов в начале X века, поскольку там быстро сформировалось государство-преемник под управлением династии Саманидов из Восточного Ирана, которой принесли баснословное богатство серебряные шахты. Наконец, в середине – конце IX века на арену выходит и Константинополь. Византия была не столь богата, как исламский мир, однако быстро стала третьим источником спроса на элитные товары[674].