Простой народ не веселился; он не предвидел для себя никаких благоприятных перемен.

Петербург стал неузнаваем.

Еще два дня тому назад никто без особой нужды не выезжал из дому, боясь встречи с «курносым». С девяти часов вечера жизнь в столице вообще замирала: у шлагбаумов пропускали только повивальных бабок да фельдъегерей.

А сегодня весь день до глубокой ночи по петербургским улицам сновали кареты, коляски, мчались всадники. Днем какой-то шалый гусар въехал на тротуар Невской набережной на коне, радостно крича:

– Теперь все позволено!

В петербургских салонах, в гостиных – всюду главной темой разговоров оставалась одна: будет так, как при матушке Екатерине!

Михаил Илларионович только улыбнулся, когда впервые услыхал эти слова. Он по житейскому опыту знал, что никогда не бывает так, как было, никогда не возвращается то, что прошло. Нельзя войти дважды в одну и ту же текущую воду!

И уже утро следующего дня показало, что кое-что уцелеет и от Павла.

12 марта, разумеется, было не до вахтпарада, но 13 марта он состоялся на площади у Зимнего дворца, как прежде: Александр и его брат Константин на всю жизнь оказались отравленными прусской муштрой. Но все, кто смотрел на Александра как на преемника Екатерины II, постарались сделать вид, что не заметили этого возрождения павловского детища. Тем более что александровский вахтпарад не грозил никакой опасностью для дворянства. А что взбалмошный князь Константин Павлович во время вахтпарада издевался над солдатами, это никого из офицеров и знати не беспокоило.

Все ждали дальнейших шагов нового императора.

И дворянство не обманулось: следующие дни доставили ему полное удовлетворение.

Александр снял запрещение на ввоз в Россию товаров и на вывоз за границу русского хлеба. Ржи и пшеницы у помещиков было предостаточно, они не думали о хлебе насущном, а мечтали о ланкаширском сукне, о голландском полотне, о фарфоре и бронзе, которые можно было получить из Англии за русский хлеб.

Затем Александр разрешил ввоз книг и нот из-за границы. Это распоряжение было очень живо принято в столичных гостиных…

Подумать только: четыре года не знать о новых парижских песенках, не прочесть нового романа госпожи Радклиф!

2 апреля Александр уничтожил страшную Тайную экспедицию. Из Петропавловской крепости были освобождены сто пятьдесят три человека, но кроме них по всей России томилось в крепостях и монастырских тюрьмах, бедствовало в ссылке в Сибири и разных городах и деревнях около семисот человек, невинно арестованных.

В указах первых месяцев чаще всего повторялось «отменить» и «простить».

В мае Александр снял эмбарго с английских судов. Россия снова восстанавливала добрые отношения с Англией. Пока что все шло, как и надеялись заговорщики, в духе Екатерины II.

Однако в июне молодой император поразил столицу одним своим необычным шагом. По неожиданности, внезапности это в первый момент очень напоминало указы его отца.

Но как ни были нелепы, дики распоряжения Павла, в них никто не мог бы найти вероломства. При всей своей неуравновешенности Павел все-таки оставался порядочным человеком.

А здесь налицо было самое неприкрытое вероломство: Александр не только уволил от службы, но и выслал навсегда из столицы своего благодетеля графа Палена. «Ливонский визирь», который расчистил Александру путь к трону, был в одно мгновение уничтожен.

На его удалении настояла Мария Федоровна. Она не могла примириться с тем, что убийца ее мужа не только занимает столь важный пост, но и стремится быть правой рукой императора.

– Покуда Пален в Петербурге, моей ноги там не будет! – заявила она в Гатчине сыну.

Тщеславная Мария Федоровна сама хотела управлять всем, не зная, с кем имеет дело.

С виду ласковый и кроткий, ее любимый сынок не был податлив. Александр не собирался делиться властью ни с кем. Он сам уже тяготился Паленом. Пален сделал свое дело и больше был не нужен Александру; Пален служил немым укором, тяжелым напоминанием об 11 марта.

Александр сделал вид, что исполняет волю матери, и разделался с Паленом.

В этом сказалась вся двуличная натура Александра I.

Когда-то Екатерина II постаралась привлечь для воспитания внука Александра лучших педагогов, но дворцовые интриги, разврат, лицемерие и обман оказали на Александра большее влияние, чем знаменитые Паллас и Лагарп.

Бабушка хотела воспитать внука в духе образцов Тацита и Плутарха; Александр же твердо и до конца жизни усвоил себе один принцип – Макиавелли. Макиавелли был ему больше всего сродни. Екатерина II, кажется, предчувствовала это, когда говорила об Александре: «Этот мальчик соткан из противоречий».

В деле с Паленом Александр I обнаружил свое подлинное лицо.

Накануне отставки и высылки Палена Александр I поздно вечером принял, по обыкновению, рапорт военного губернатора Петербурга. Он был чрезвычайно любезен и мил с Паленом, и даже этот прожженный интриган и хитрец не почувствовал, что его песенка спета, – так хорошо сыграл свою роль Александр.

Когда на следующее утро граф Пален подкатил к Зимнему дворцу, его встретил флигель-адъютант императора с приказанием немедленно покинуть Петербург и жить в своем курляндском имении.

17 июня 1801 года последовал указ Александра I, в котором говорилось, что, «снисходя» на прошение графа фон дер Палена, он увольняется «за болезнями от всех дел».

18 июня Александр назначил вместо Палена военным губернатором Петербурга генерала от инфантерии Михаила Илларионовича Кутузова.

Михаил Илларионович чувствовал, что этим назначением он обязан Марии Федоровне, а не Александру.

Мария Федоровна, как и Павел, всегда благожелательно относилась к Кутузову и его семье, и, очевидно, Мария Федоровна вспомнила о Михаиле Илларионовиче.

Отношения между Александром Павловичем и Кутузовыми были всегда натянутыми, принужденными. С генералом, которого уважал отец и которого бабушка называла не иначе как «мой Кутузов», Александр Павлович был вежлив, даже почтителен, но сух.

Михаил Илларионович принял этот знак «благоволения» императора с недоверием.

Не прошло и недели, как последовал указ об образовании воинской комиссии под председательством наследника, Константина Павловича.

В эту комиссию был назначен и Кутузов.

С большинством мероприятий отца Александр I был не согласен, но в военном деле остался его верным и последовательным учеником.

Император Александр проводил дни в манеже. Он стоял в углу и, качаясь с ноги на ногу, как маятник, командовал марширующими до изнеможения солдатами:

– Ать-два! Р-раз, р-раз!

Он целыми часами занимался тем, что чертил мелом на мундирах живых манекенов-солдат, одетых в разную форму, – придумывал, какие лучше сделать «клапанца», с зубчатыми вырезками или прямыми, и сколько поместить пуговиц.