Обама заявил, что вовсе не требует, чтобы Пентагон сокращал свои расходы в пропорции один к одному с внутренними расходами – в худшем случае, в пропорции один доллар к десяти. (Отмечу, что этот «односторонний» расклад существовал только на бумаге.) Спорить далее было бессмысленно, поэтому я сосредоточил внимание на том, как грамотно и адекватно сократить расходы оборонного бюджета. За несколько часов между совещанием с Лью и Дэйли и встречей с президентом мы с моими сотрудниками подготовили набросок фрагмента президентской речи, в котором «правильно расставлялись акценты». Конечно, этот фрагмент подвергся дальнейшей правке, однако, учитывая курс Обамы на бюджетную экономию, то, что президент произнес на следующий день, во многом соответствовало моим чаяниям:

«Мы должны изыскать дополнительные возможности сократить внутренние расходы и должны сделать то же самое применительно к расходам на оборону. За последние два года министр обороны Гейтс приложил в этом отношении значительные усилия, позволившие бюджету сохранить 400 миллиардов долларов в текущем и предстоящем финансовых годах. Считаю, что мы в состоянии сделать это снова. Мы должны не только всемерно повышать эффективность наших действий, но и произвести коренную переоценку миссии Америки, трезво оценить собственные силы и нашу роль в постоянно меняющемся мире. Я намерен проработать это вопрос с министром Гейтсом и Объединенным комитетом начальников штабов и приму конкретные решения относительно расходов Пентагона после завершения анализа ситуации».

Выходя из Овального кабинета, я подумал про себя, что к этому времени меня уже не будет в министерстве, но пока я должен сражаться против планируемых сокращений. Расходы на оборону составляют 15 процентов от всех федеральных расходов (а ведь они превышали 50 процентов, когда Эйзенхауэр произнес свою речь о военно-промышленном комплексе[139]), и это самый низкий процент со времен Второй мировой войны. Я не сомневался, что оборонные расходы лишь в малой степени сказываются на финансовых проблемах страны. Политическая реальность требовала урезания военных трат, но какова цена политических игрищ для наших войск и для национальной безопасности в целом? Разве те, кто увлекается математикой, это учитывают? И обращают ли они внимание на то, что происходит в мире вокруг?

В недели, остававшиеся до моего ухода, я старался учесть интересы обеих сторон. В министерстве я распорядился провести полномасштабную ревизию военных программ, надеясь завершить ее к концу лета. Мы наметили четыре широких параметра ревизии: «повышение эффективности», то есть дальнейшее сокращение накладных расходов и урезание трат на программы, не имеющие принципиального значения; сокращение затрат на узкоспециализированные программы низкого приоритета за счет расширения «базовых» возможностей, а также уменьшение расходов на «побочные» операции вроде борьбы с наркотрафиком и наращивания боевого потенциала развивающихся стран; изменения в численности и составе наших вооруженных сил (это было труднее всего – насколько мы вправе «урезать» войска, ведущие две войны одновременно? Должны ли мы снижать численность сухопутных войск?); комплексные изменения в системе военных компенсаций и льгот. Я сказал старшим руководителям министерства, что недоволен оборонным бюджетом, который увеличивается только на коэффициент инфляции ближайшие десять лет, однако продолжал спрашивать: «С учетом того, что на плаху идут все министерства и ведомства администрации, можем ли мы обоснованно заявлять, что изъятие 400 миллиардов долларов, то бишь 7 процентов от суммы, превышающей 6 триллионов долларов и запланированной для Пентагона на следующее десятилетие, будет катастрофой и категорически недопустимо?» С начала июня я стал приглашать на совещания по этому поводу Панетту, так как ему предстояло возглавить Пентагон с 1 июля. По счастью, мы с Леоном одинаково смотрели на данную бюджетную коллизию.

Следуя распоряжениям президента в том, что касалось «внутренней кухни» Пентагона, я использовал публичные выступления в качестве министра обороны, чтобы предупредить американцев о последствиях значительного сокращения возможностей министерства обороны. В своей речи в Нотр-Даме[140]22 мая я сказал, что мы не должны снижать нашу способность и нашу решимость противостоять потенциальным угрозам и вызовам, поскольку они в конечном счете рано или поздно станут суровой реальностью. «Если история – и религия – нас чему-то и учит, так это тому, что в мире всегда будет зло, что люди агрессивны, склонны подавлять других, стремятся утолить жажду богатства и власти, захватить чужие территории или навязать идеологию, основанную на подчинении других и отрицании свободы для мужчин и женщин». Я заявил, что поддерживаю «мягкую» власть, дипломатию и развитие, но напомнил, что «твердой гарантией от агрессоров, диктаторов и террористов в двадцать первом веке, как и в двадцатом, выступает военная мощь, то есть численность, боеготовность и глобальность вооруженных сил Соединенных Штатов».

Два дня спустя я выступал в Американском институте предпринимательства[141], консервативном «мозговом центре» в Вашингтоне; его представители резко критиковали мои предыдущие сокращения военного бюджета. По иронии судьбы, на сей раз именно я говорил в АИП об опасности дальнейших сокращений расходов на оборону. Я сказал аудитории, что провел последние два года в попытках подготовить Пентагон к неизбежному урезанию оборонного бюджета. Если взглянуть на программы модернизации, заявил я, «пресловутый низко висящий плод – то есть вооружение и программы, которые считаются наиболее сомнительными, – уже не только сорвали, но и раздавили, если не сказать растоптали». Остались лишь насущные потребности. Эти программы, предупредил я, нужно сохранить любой ценой, «если, конечно, политическое руководство нашей страны не рассматривает возможность кардинального уменьшения роли Соединенных Штатов» в обеспечении глобальной безопасности. Я призвал избегать тотальных сокращений – «простейшего и политически целесообразного подхода как внутри Пентагона, так и за его пределами» – и сказал, что предстоящие решения по бюджетным расходам должны опираться на «жесткие, но взвешенные варианты», учитывающие приоритеты, стратегии и риски. Хуже всего – значительно сократить бюджет, сохранив существующую структуру вооруженных сил; это приведет, заметил я, к своего рода «выхолощенной» армии конца 1970-х – плохо обученной, плохо оснащенной и плохо подготовленной. Пентагону следует быть честным с президентом, конгрессом и американским народом: сокращение расходов на оборону означает, что теперь у нас меньше возможностей делать что-либо полезное. «Уклоняться от обсуждения рисков и последствий – и от жестких решений, из него вытекающих, – я предлагаю считать управленческой трусостью».