Ревизия военных программ завершилась уже под руководством Панетты и Демпси, была предложена «дорожная карта» дальнейших сокращений. Эта ревизия оказалась критически важной, поскольку закон о бюджетном контроле, принятый конгрессом и подписанный президентом в августе 2011 года, декларировал сокращение расходов на оборону на 485 миллиардов долларов в течение десяти лет, и в результате «бюджетного секвестра» сулил армии дополнительные урезания почти на 600 миллиардов долларов. Математика, а не стратегия, в конце концов одержала верх.

* * *

Как я отмечал выше, система глобальной безопасности становится все более комплексной и непредсказуемой, в некоторых случаях «прорывается» региональными кризисами и постоянно «разнообразит» военные проблемы и вызовы. Военные возможности наших давних союзников быстро снижаются, а возможности потенциальных противников неуклонно растут. Тем не менее потребности и обязанности США в сфере безопасности остаются глобальными. Прежде значительное сокращение расходов на оборону после крупных конфликтов, в том числе после окончания «холодной войны», проводилось потому, что мир, как казалось, меняется к лучшему – по крайней мере, в краткосрочной перспективе. Но в 2011 году ни положение в мире, ни состояние наших вооруженных сил не оправдывали существенное уменьшение расходов на оборону.

Проблема с оборонным бюджетом, на мой взгляд, заключалась не в суммах, а в том, как тратятся средства. Нельзя сказать, что у нас слишком много самолетов, кораблей, подводных лодок, танков и солдат; скорее, мы «впихиваем» все доступные технологии во все предметы военного снаряжения, а затем вдруг выясняем: оказывается, они настолько дорогие, что мы можем приобрести их лишь в небольших количествах. Пентагон не соблюдает служебную дисциплину, у него хватает программ, которые откровенно фантастичны, просрочены или чрезмерно дороги. Мы расходуем чересчур много денег на снаряжение и услуги, которые имеют только косвенную ценность (если имеют вообще) для военного потенциала страны. Конгресс требует от военных ведомств содержать лишние базы и объекты и закупать технику, которая больше не нужна войскам или попросту устарела. И расходы на содержание военнослужащих, набираемых в вооруженные силы по принципу добровольности, тоже стремительно растут: одни траты на здравоохранение увеличились за последние десять лет примерно с 12 до почти 60 миллиардов долларов.

Мои попытки в 2009–2011 годах урезать или ликвидировать «слабые», избыточно дорогие и ненужные программы и отыскать «эффективные решения» сводились, по сути, к стремлению организовать оборонный бюджет более рационально, чтобы больше денег вкладывалось в развитие реального военного потенциала. Если бюджет сократят, а проблемы, которые я только что описал, предпочтут «не заметить», нас ожидают катастрофы и трагедии. И когда начнется следующая война – а она непременно начнется, – наши мужчины и женщины в военной форме заплатят страшную цену за управленческую трусость, политическую ограниченность и недальновидность.

Мои последние поединки: завершение двух войн

Я уступил в дискуссии по Ливии. И проиграл битву за бюджет. Предыдущие четыре года были непростыми, но в целом успешными. Зато в последние шесть месяцев моего пребывания в должности все как будто складывалось против меня.

С начала 2011 года мы пытались урегулировать продолжающиеся внутрииракские разногласия по составу правительства, боролись с увеличением числа нападений на наше посольство и другие цели (террористы использовали полученные от Ирана самодельные ракетные снаряды, сокращенно СРС) и строили планы военного присутствия США в Ираке после 2011 года.

СРС, конечно, не угрожали тем успехам в обеспечении безопасности, которых нам удалось добиться, но они вполне могли увеличить число потерь американского контингента; вдобавок их применение показывало, что местные экстремисты при поддержке Ирана осознанно выцеливают наших военных и дипломатов. Иракцы почти не старались остановить нападения. В январе в ходе видеоконференции я спросил генерала Остина, нашего командующего в Ираке с предыдущего сентября, обладает ли он необходимыми полномочиями для преследования и уничтожения тех, кто выпускает по нас СРС. Он ответил, что многократно беседовал с иракцами, но результата до сих пор нет, и, наверное, следует взять эту миссию на себя. Я сказал: «Если представится возможность, действуйте без колебаний». И попросил составить для меня список мер, которые возможно предпринять против иранцев и их приспешников в Ираке. Война с Ираном из-за его ядерной программы меня не прельщала, но я не собирался терпеть тот факт, что иранцы убивают наших солдат в Ираке.

Той весной, однако, основным вопросом применительно к Ираку был масштаб военно-дипломатического присутствия США в стране после 31 декабря, когда – в соответствии с соглашением Буша-43 и Малики – все наши войска должны покинуть Ирак. Продолжение военного присутствия Америки, в любой форме, требовало нового соглашения с иракцами. 31 января я встретился с Майком Малленом, Остином и нашим послом в Ираке Джимом Джеффри. Остин и Джеффри сообщили, что Малики обеими руками за сохранение военного присутствия США после декабря, но сомнительно, что он получит одобрение Совета представителей и что иракский парламент ратифицирует статус сил (правовую основу дислокации наших войск за рубежом). Вообще-то, прибавил Остин, все ключевые иракские лидеры желают дальнейшего военного присутствия США, но, как и в 2008 году, никто не хочет брать на себя политические риски и рассуждать об этом публично. Джеффри уточнил, что он рассчитывает примерно на 20 000 человек по линии Госдепартамента после декабря, и многие из этих людей займутся обеспечением безопасности.

Второго февраля, в разгар египетского кризиса, главы министерств и ведомств собрались в Ситуационном центре, чтобы обсудить ситуацию в регионе. Я отметил, что контингент численностью 40 000 американцев – 20 000 гражданских специалистов и 20 000 военнослужащих – «продавить» будет сложно как в Вашингтоне, так и в Багдаде. Маллен сказал, что Остин поговаривает об уменьшении численности контингента, но, по самым оптимистичным оценкам, переходный период в Ираке затянется еще на три – пять лет. Мы договорились, что, если получится остаться, упор нужно делать на разведку, ПВО, материально-техническое снабжение и активизировать борьбу с терроризмом.

На совещании принципалов я воскликнул: «Ух ты!» – когда мы быстро перешли к выяснению подробностей. В первую же очередь следовало рассмотреть основные вопросы, в том числе – все ли согласны, что американское военное присутствие в Ираке сохранится и после 31 декабря? (Я был за, разумеется.) В какой степени планы Госдепа на «после 31 декабря» зависят от этого военного присутствия? Как быть, если конгресс не одобрит выделение средств на программу Госдепартамента? Как это часто бывает, сказал я, не успели мы обсудить основные вопросы, а ШНБ уже занялся своим излюбленным микроменеджированием.

В определенном отношении, как и в афганских дебатах осенью 2009 года, я разошелся во взглядах и с политическими советниками Белого дома, и с военным командованием. Признавая наличие серьезных политических трудностей, я продолжал верить в то, что существенное военное присутствие США после 2011 года необходимо для поддержания стабильности в Ираке, обучения местных сил безопасности и четкого указания нашим друзьям в регионе – и Ирану, – что мы не бросаем Ирак на произвол судьбы. Соответственно я попросил Остина подготовить варианты сокращения численности контингента до уровня менее 20 000 человек. Он в середине марта предложил на выбор 15 000 солдат (эта численность вынуждала отказаться от любого присутствия США в Южном Ираке) и 10 000 солдат (что существенно снижало возможности по поддержке гражданских усилий нашего посольства). Кроме того, последнее число означало практически полное отсутствие американских войск на политической демаркационной линии возле Киркука между центральным правительством Ирака и курдами – а ведь в этой области по-прежнему тлели конфликты, чреватые вспышками насилия. Кроме того, требовалось обеспечить вертолетами и наших военных, и особенно посольство, поскольку передвигаться по Ираку на автомобилях для гражданских лиц все еще было слишком опасно.