страха, одновременно бесстрашия, фатализма и безоглядной доверчивости»? Желябов устоял, хотя «в какой-то миг» его одурманила «странная гипнотическая сила, проникавшая из зарешеченного окна». И, устояв, без обиняков, в полный голос высказал Нечаеву жестокую, но необходимую правду о невозможности его освобождения. Так утверждает себя в романе духовное превосходство революционера над беспринципным прагматизмом заговорщика, оправдывающего безнравственность средств моральностью цели. Желябов «будто ощутил гнет, внезапное отчаянье… Но при этом было и облегчение. Потому что ложь есть тоска без исхода, а правда, даже самая ужасная, убивающая, где-то на самой своей вершине, недосягаемой, есть облегчение».

В контексте приведенной сцены и ложь Нечаева, и правда Желябова предстают не просто морально-этическими категориями, но понятиями, исполненными актуального социально-политического содержания. Равно проецируемое в историю и современность, оно не дает никаких оснований к тому, чтобы воспринимать главного героя «Нетерпения» сквозь призму левацкого экстремизма. Если в эгоцентрическом авантюризме Нечаева — разумеется, с оговорками, указывающими на неповторимую конкретность исторической реальности, — можно разглядеть один из отдаленных предыстоков нынешнего псевдореволюционного волюнтаризма, то самогубительная жертвенность «Народной воли» принципиально ему чужда. Тем более, стало быть, неточно прочтение трифоновского романа, представляющее его неким полем взаимного притяжения Желябова и Нечаева, которых разделяет будто бы всего один шаг. Бывает, что и шаг сделать трудно, когда он над пропастью…

Не шагнув в пропасть, Желябов, однако, остался на краю обрыва. Такова действительная драма его исключительно сильной, волевой, целеустремленной личности, обусловленная драматизмом самой истории. Идеи народовольцев разделили судьбу русского революционного движения на разночинском этапе, прогресс которого, писал В. И. Ленин в 1901 году, состоял «не в завоевании каких-либо положительных приобретений, а в освобождении от вредных иллюзий. Мы освободились от иллюзий анархизма и народнического социализма, от пренебрежения к политике, от веры в самобытное развитие России, от убеждения, что народ готов для революции, от теории захвата власти и единоборства с самодержавием геройской интеллигенции»[26]. Но осталось лучшее, что составляло их неповторимый духовный облик, — беспокойные искания совести, высота гражданского самосознания, неотразимое обаяние самоотреченного подвига. Не забудем: «Марксизм, как единственно правильную революционную теорию, Россия поистине выстрадала полувековой историей неслыханных мук и жертв, невиданного революционного героизма, невероятной энергии и беззаветности исканий»[27]. Не восприняла, не усвоила — выстрадала: на редкость точный глагол, указывающий на драматизм идейного и духовного поиска, на ошибки и пробы, заблуждения и истины, потери и обретения. Эпопея народовольческой борьбы была в этом смысле и эпопеей великих страданий, ценой которых общественная мысль России через трагические заблуждения и ошибки пробивалась к истинам истории. Такое нетерпение не прошло бесследно: всего два года разделяют казнь первомартовцев и создание группы «Освобождение труда»…

Задумавшись о том, что такое история, героиня повести «Другая жизнь» представила ее себе «бесконечно громадной очередью» на кинопремьеру. Эпохи, государства, великие люди выстраиваются «в затылок друг другу», а историк, подобно милиционеру, следит за порядком, не позволяет ссориться королям, полководцам, революционерам, которые норовят «получить билет в бессмертие» в обход общей очереди. Рассуждая так, Ольга Васильевна недалеко ушла от Пантюши — другого персонажа той же повести, выкрикнувшего в пьяном озлоблении: «Да мы в школе эту историю читали. Зна-аем! Чего вы мне мозги пудрите? История, история… Хватит, есть одна история, а больше не нужно». Как тут не вспомнить манкурта, не убедиться, что стать им можно и не увеча себя, не стягивая череп верблюжьей кожей. Вполне достаточно самовнушения: ничего нет «проще того, что уже было». А если было, то, значит, быльем поросло…

Не порастает! Оттого и нужна, жизненно необходима людям память истории, что она не свод омертвелых знаний, а живое, деятельное чувство. Лишившись ее, мы не распознаем ни своего времени, ни собственной судьбы в нем. Память, время, судьба — в нечленимости этой триады видится одна из сокровенных идей Юрия Трифонова, во многом предопределившая неослабные уроки его творческого наследия.

В. ОСКОЦКИЙ.

В 1983 году издается 15 книг библиотеки

«ДРУЖБЫ НАРОДОВ»

А. Адамович. Хатынская повесть. Каратели.

А. Айвазян. Треугольник. Повести. Рассказы. Перевод с армянского.

М. Алексеев. Ивушка неплакучая. Роман.

Ф. Алиева. Корзина спелой вишни. Романы. Перевод с аварского.

Ю. Бондарев. Тишина. Выбор. Романы.

Д. Досжанов. Шелковый путь. Роман. Рассказы. Перевод с казахского.

Т. Зульфикаров. Мудрецы. Цари. Поэты…

Р. Иванычук. Манускрипт с улицы Русской. Романы. Перевод с украинского.

О. Иоселиани. Звездопад. Романы. Рассказы. Перевод с грузинского.

Ю. Казаков. Рассказы.

Л. Карелин. Ступени. Романы. Повести. А. Ким. Собиратели трав. Повести.

Ю. Трифонов. Нетерпение. Старик. Романы.

Г. Тютюнник. Водоворот. Роман. Перевод с украинского.

Эстонские повести.

INFO

Т 4702010100-108/074(02)-83*106-83 подписное

Юрий Валентинович ТРИФОНОВ

НЕТЕРПЕНИЕ. СТАРИК

Приложение к журналу «Дружба народов»

М., «Известия», 1983, 640 стр. с илл.

Оформление «Библиотеки» Ю. Алексеевой

Редактор В. Полонская

Художественный редактор И. Смирнов

Технический редактор В. Новикова

Корректор С. Розенберг

ИБ № 643

Сдано в набор 04.02.83. Подписано в печать 24.08.83. А 01399.

Формат 84X108 1/32. Бумага тип. № 1. Гарнитура литературная. Печать высокая. Печ. л. 20,00. Усл. печ. л. 33,60. Уч. изд. л. 36,13. Тираж 265 000 экз. Заказ 3371.

Цена 2 руб. 60 коп.

Издательство «Известия Советов народных депутатов СССР».

Москва, Пушкинская пл., 5.

Минский ордена Трудового Красного Знамени

полиграфкомбинат МППО им. Я. Коласа.

220005, Минск, Красная, 23.

…………………..

Scan Kreyder — 09.09.2018 — STERLITAMAK

FB2 — mefysto, 2023

Примечания

1

Выделение р а з р я д к о й, то есть выделение за счет увеличенного расстояния между буквами здесь и далее заменено жирным курсивом. — Примечание оцифровщика.

2

По преимуществу (франц.).

3

Страшные времена (нем.).

4

Настоящая революция! (нем.)

5

Дикая и варварская (нем.).

6

Правда и вымысел (нем.).

7

Второе я (лат.).

8

Хором, вместе (итал.).

9

Карфаген должен быть разрушен! (лат.)

10

Бог из машины (лат.).

11

Ради денег (франц.).

12