– Да мне по хую, кто я такой! – вскричал Дунаев. И по голосу, и по интонациям, и по состоянию души понял, что он не кто иной, как Максимка. Он стал быстро сбрасывать одежду и, оставшись голым, увидел свое тело – мальчишеское, двенадцатилетнее. Впрочем, член стоял, как у взрослого.

Он улегся на горячий белый сланец, охотно погрузившись в солнечный свет и в любовные стоны. Справа от него Сынок и Элен сливались в жаркой любви, слева стонала Эвелин, зажатая между двумя мужскими телами. Загорелый Снорре лежал на ней, ритмично вводя свой член в нежную вагину сестры, снизу пульсировал Доттбурд, проникший в анальное отверстие девушки. Голова ее склонилась набок, на губах блуждала блаженная улыбка. Максимка повернулся к ней, их губы встретились, языки стали ласкать друг друга. Девичья рука пробежала по мальчишескому телу, нащупала член, нежные узкие пальцы обхватили его и стали совершать плавные движения вверх и вниз. Все поплыло вокруг, словно бы заливаясь горячей лавой. Временами Максимке казалось, что они лежат на отвесной поверхности и чудом не падают в море и в небо. Он повернул голову в другую сторону и поцеловал Элен. Точно такие же губы, такое же прекрасное личико и две рассыпавшиеся волны платиновых волос.

– Они… – пробормотала Элен, не открывая глаз.

– Что? – спросил Максимка, хотя ему казалось, что говорить он разучился.

Элен застонала, запрокинув голову. Пальцы ее впились в плечо Сынка.

– Они приближаются… – снова пролепетала она.

– Да, они… Они уже… – так же неразборчиво, в трансе, повторила Эвелин.

– Кто они? – спросил Максимка, ничего не понимая. Ему показалось, что обе девушки просто бредят.

– Доезжачие, – неразборчиво пробормотала Эвелин, и пальцы ее крепче сжали член мальчугана.

– Какие еще доезжачие? – спросил Максимка сквозь транс.

– Доезжачие генерала Дислеруа, – прошептала Элен ему прямо в ухо. – Они уже очень близко.

– Кто… Что… – бормотал Максимка, но не удавалось ему сказать ничего внятного, так как руки обеих сестер ласкали его, и невыносимое блаженство уносило мысли и слова, и золотое солнце за закрытыми веками пылало на черном фоне, и приходилось закусывать губы, чтобы не визжать от наслаждения. Ему ведь было всего двенадцать, в этом возрасте обычно кончают молниеносно. Но Максим Каменный, сын великолепной Аси Ярской и красавца скульптора, обладал железной волей и ценой неимоверного усилия откладывал оргазм, чтобы дольше наслаждаться на сахарном плато.

И все же миг оргазма приближался. Максимка даже подумал, что именно это и называется на неизвестном ему жаргоне «доезжачие генерала Дислеруа». Но надвигался не только оргазм. Вместе с оргазмом близилось что-то еще. Что-то похожее. Но другое.

В какой-то момент нечто заставило паренька открыть глаза и взглянуть на море. Тут же он вздрогнул и привстал. Море, только что пустое, теперь полнилось белыми лодками. Они появлялись из светлого морского тумана и шли к острову быстро и бесшумно. Они надвигались со всех сторон, и было их необозримое множество. Казалось, море сделалось зернистым. Поражала глубокая тишина, в которой совершалось нашествие. Никто не перекликался, не отдавал команд. Не журчали моторы, не падали с плеском весла в воду. Три лодки вырвались вперед и уже подходили к острову. Максимка присмотрелся к ним. Не видно ни мачт, ни весел. Первая лодка бесшумно ткнулась в прибрежный песок, и тут же некие существа, белесые и вытянутые вверх, высадились из лодки и стали подниматься вверх по скалистому склону. Насколько удавалось разглядеть, существа не имели рук, ног и голов, и походили на сосульки или сталагмиты, бесцветные и светлые. По отвесному склону они перемещались без видимых усилий, не карабкаясь, а скользя, как стремительные слизняки или улитки, но при этом сохраняя вертикальное положение тел. Кажется, они состояли из светлого студня, который тускло поблескивал на солнце.

«Фашисты! – подумал Максим. – Вот они, значит, какие – доезжачие генерала Дислеруа. Скоро их здесь будет видимо-невидимо. Ну, да мне по хрену. Не отказываться же от мгновений нежной страсти из-за этой мелкой пиздоты!»

И сын Аси Ярской снова закрыл глаза и откинулся на горячий сланец, предоставляя девичьим рукам ласкать себя. Главное, успеть кончить до того, как эти «доезжачие» доберутся сюда. А там – посмотрим.

Кончать на рамочку семейного портрета,

Чтоб сперма затекала в уголки,

Чтоб в белых капельках вдруг отразилось лето,

Великолепие лесной реки!

Веранда, лес, обрыв и синее до боли

Большое небо над большой землей…

Потом, наверное, надо выпить чаю, что ли,

С вареньем и подсолнечной халвой.

Первым кончил Сынок. Он резко отпрянул, чтобы не кончать внутрь Элен, выгнулся мостиком и издал короткий полукрик. Сразу же после этого кончила и Элен, заметавшись и закусив детские губы. Кончил Доттбурд со свистом и тихим улюлюканьем, как будто подкинул в небо младенца. Не заставил себя ждать и Снорре, кончив бесшумно, с плотно закрытыми глазами. В ту же секунду кончила и Эвелин с глубоким вздохом, как во сне. Кончая, она нежно и необычно провела указательным пальцем вдоль члена Максимки, и он кончил тоже, не в силах более сопротивляться. При этом он поднял к виску правую руку, отдавая честь небу. Последним кончил Снифф, который довел себя до оргазма самостоятельно, глядя в черное зеркальце.

Кончив, Максимка снова приподнял голову – посмотреть, как там «доезжачие». Удивительное зрелище поджидало его. На расстоянии пятнадцати шагов от того места, где происходила оргия, сплошной стеной стояли белесые сталагмитоподобные существа. Сверху завершались они округло, как градусники. Никаких органов или черт лица у них не наблюдалось, лишь сгустки живого студня, который чуть вибрировал и был полупрозрачным. Несмотря на отсутствие глаз, они все же смотрели – причем очень внимательно, – наблюдая за затихающей оргией. Как именно они смотрели, не имея глаз, оставалось неясным. Неясным было также, несет ли этот взгляд в себе угрозу. Максимка задрал голову вверх. Сверху край леса, из которого он недавно вышел на плато, тоже сплошь ощетинился доезжачими. И все море, насколько хватало взгляда, было полно их лодочками. Никогда еще Максимка не видел такого множества. Как бы перед ним развернули наглядное пособие к понятию «бесконечно много». Вдруг мальчуган разглядел еще кое-что (зрение у него было острое). Пять струек спермы, словно пять ручейков, скатывались вниз, по покатому плато, находя себе путь среди неровностей сахарного камня. Каждая из струек завершалась подвижной крупной каплей. Чем ближе подбирались эти струйки к доезжачим, тем крупнее становились эти пять капель. Максимка вздрогнул – он увидел, что капли стремительно растут вверх, словно бы что-то разворачивалось в них, как разворачивается в теплой воде бумажная роза. И вот уже эти капли превратились в пять фигур – такие же, как остальные «доезжачие». Показалось, что на долю секунды в этих фигурах проступило сходство с их «отцами» – одна была грушеобразная, как Доттбурд, другая извивалась, как Сынок, третья силуэтом напоминала Снорре, четвертая и пятая капли похожи были на стеклянистые изваяния Сниффа и самого Максима. Но длилось это лишь мгновение – тут же фигуры оплавились, стали ровными и гладкими, равномерно вытянутыми вверх.