отдельные помещения. Не уделяя внимания этим разделенным и очень неясным персонажам, он просто их оставляет на усмотрение науки понтификов. То же самое относится и к многочисленным псевдо-божествам, которые — начиная с брачной ночи родителей и до момента, когда ребенок пойдет в школу — якобы управляют семейной жизнью. Если ни один автор, ни в каком жанре литературы о них не упоминает, то это значит, что они не присутствовали в повседневной жизни.

Брак в Риме — личное дело. Три его юридических формы (между которыми нет оснований усматривать какую-либо хронологию) — с одной стороны, а с другой стороны — присущие ему религиозные обряды — обнаруживают значительное сходство с обычаями Индии. Все разновидности брака, обильно представленные в индийских классификациях, сводятся к трем вариантам (по крайней мере, те его формы, которые считаются «правильными»). Это: брак при посредстве брахмана — преимущественная форма: самый чистый, самый священный брак (иногда несколько упрощенный); брак как скрытая сделка, когда отец девушки получает от юноши символические дары, которые он возвращает молодой чете; наконец, брак по способу Гандхарвов, когда юноша и девушка соединяются по доброй воле. В легендах говорится, что такой брак может быть расторгнут в случае нарушения договора. По своему типу эти формы брака напоминают конфарреация, коэмпция и узус. Только конфарреация определялась религиозными особенностями, предполагавшими участие государства: там действовали высокопоставленные священнослужители, и супругов соединяли плодами и мукой с солью (Serv. Georg. 1, 31), а также водой и огнем (Serv. Aen. 4, 105). Возможно, что совершалось жертвоприношение животного (ibid. 4, 374). Эта форма бракосочетания была обязательной для священного царя и для старших фламинов, и это требование оказывалось выполненным дважды, поскольку фламины столь высокого ранга были обязаны быть сыновьями farreati, а также быть farreati и сами. Обычно считается, что бракосочетание этого типа имело место в весьма редких случаях. Что касается коэмпции и узуса, то они относились к сфере гражданского права. В религиозном плане эти три формы брака находились под покровительством Юноны Покровительницы брака, и включали в себя обряды, которые, в случае конфарреации, были, по-видимому, добавлены к основному акту бракосочетания. Кроме того, входя в дом мужа, молодая жена должна была принести три асса — один она держала в руке и отдавала мужу; второй она несла на стопе ноги, и его она клала на очаг Лар (Lares familiares); третий и последний асс она несла в кошельке и должна была звякнуть (?) им на ближайшем перекрестке (Non. C. 852 L). Так она должна была влиться в свою семью, в свой дом, в свой квартал. Подобно всем важным решениям, принимаемым в жизни, брак, конечно, предполагал и учет ауспиций. Действительно, таким, по свидетельству Цицерона, был старый обычай (Diu. 1, 104)[725].

За рождениями тщательно следила Юнона Луцина. Как только ребенок рождался, его клали на землю, чтобы напророчить, будет ли праведным, и Пилумн и Пикумн — боги младенцев (Serv. Aen. 10, 76) — сразу получали «лектистерний», а в древности, по-видимому, менее претенциозные приношения. Позднее, в аристократических семьях этих сельских богов сменили Юнона и Геркулес. Варрон (в Aug. Ciu. D. 6, 9, 2) указывает другой ритуал покровительства роженице, где опять фигурирует Пилумн. Три бога должны были помешать Сильвану приходить и мучить ее по ночам:

«Изображать этих трех богов-стражей, — говорит св. Августин, — должны были трое мужчин, обходя дом вокруг, ударяя по порогу сначала топором, потом пестом, а затем выметая все метлой. Эти три символа сельского хозяйства мешали Сильвану войти: ибо без железа невозможно срезать деревья, без песта не сделать муки, а без метлы не смести зерно в кучу. Именно к этим трем предметам восходят имена богов: богиня Интерцидона получила имя от надреза, сделанного топором; бог Пилумн — от песта; Деверра — от метлы. Вот три божества, занятые охраной рожениц от жестокости Сильвана…».

Христианский богослов, может быть, неудачно толкует имена, но сам ритуал, несомненно, подлинный. Если день рождения и его годовщина — это семейные праздники, то именины (Fest. c. 247 L2), девятый день для мальчиков и восьмой день для девочек: день, отмечающий вступление ребенка в жизнь общества, — не менее важен и для религии. Он включает, кроме присвоения имени (solemnitas nominalium) также еще и жертвоприношения, о которых у нас нет достаточных сведений (Tert. Idol. 16). Жертвоприношение совершалось, кроме того, позднее, обычно в честь семнадцатилетия: празднество togae purae, т. е. отмечался переход от мальчика к юноше, когда юноша надевал тогу мужчины, и это нередко происходило во время Либералий 17-го марта (Ov. F. 3, 771–778). Юноша снимал знак детского возраста — буллу (медальон в виде шарика), посвящая ее Ларам (Plaut. Pers. 5, 32), а также он снимал и белую тогу. На этот раз жертвоприношение совершалось на открытом воздухе, на Капитолии, во владениях Юпитера О. М., в честь богини Ювенты (Serv. Ecl. 4, 50), к статуе которой, по словам Дионисия Галикарнасского, юноша клал монетку.

В смерти человека римляне ощущали в большей мере его исчезновение из этого мира, чем вхождение в мир потусторонний, о котором (как мы видели) они имели весьма смутные представления. Для них смерть была, прежде всего, осквернением, оскорблением живущих, и именно это осквернение familia funesta (семьи, потерявшей своего члена) стремились стереть выполнением некоторых обрядов (iusta facere): для этого приносили в жертву Церере свиноматку — porca praesentanea[726]; тело погребали, либо, в случае кремации, хоронили палец умершего (os tesectum). На могиле совершали трапезу, по-видимому, в самый день погребения (silicernium). После выноса тела покойника из дома, помещение специально подметали и совершали очищение (suffi tio) огнем и водой. Это делали те, кто участвовал в похоронном шествии (Paul. c. 94 L2; ср. 194 s. v. exfir). Совершали sacrificium nouendiale[727] (Porphyr. ad Hor. Ep. 17, 148) и устраивали похоронное празднество (Cic. Mur. 36, 75) — через девять дней после начала траура. Надо ли отграничивать от этих ритуалов праздник, который отделял живых от покойника: поминальные торжества, после которых семья умершего снова становилась чистой (Paul. c. 180 L2) и могла заняться на-следством[728]? Что касается культа своих покойников, несколько затерянных среди многочисленных богов Манов, то семья соблюдала его в достаточной мере в церемониях, обязательных в будние дни февраля, во время государственных праздников, длившихся с 13-го числа до Фералий 21-го февраля.

В этих и