1

Вопрос сей, вопрос безопасности работы на полигоне, был решен – и тем подстегивал решение главной проблемы: добыть вещества для полноценного Материка. Со своим круговоротом вод, ветрами, климатом. Это требовало объема не меньше девятисот семидесяти на тысячу сто километров при средней высоте/толщине хотя бы в два с половиной километра. А лучше бы в пять, сравнимо с литосферой Земли. То есть минимум два с половиной миллиона кубокилометров, «чтоб вы мне все так были здоровеньки», в понятиях Альтер Абрамыча. То, что осталось от Аскании-2, «открытки», был мизер.

Бесспорно наилучшим решением была перекачка вещества из Меняющейся Вселенной. Больше так быстро такое количество небесных камней взять было негде.

…И Дусик Климов не полетел сей раз с Любарским сюда, к своему родному телескопу, глядеть на М31, потому что засел с Панкратовым и Буровым на верхотуре: проектировать, делать, собирать суперловушечную систему для импульсных снований-внедрений в МВ с контактным захватом.

– Это уже будет ГиМ-три! – объявил он. – Первая система ГиМ была чисто наблюдательная, ГиМ-два – наблюдение плюс зарядка Ловушек. Для известно каких целей на Земле. А теперь переходим к взаимодействию с МВ!

«Взаимодействие блохи со слоном, – думал сейчас в Овечьем ущелье Любарский. – Даже не блохи – вируса».

2

В первом часу ночи Варфоломей Дормидонтович перебрался в павильон. Под полосу хорошего звездного неба в просвете его раздвинутой крыши. Фантом в ней был заметен невооруженным глазом, теперь он в Драконе, близко от Малой Медведицы и Полярной звезды.

Сейчас Любарский сосредотачивался, собирался, сводил в уме вместе прежние наблюдения картин вхождения М31 во что-то – с последующим исчезновением. То, что это вхождение в К-пространство, он голову мог дать на отсечение. Признаков было несколько:

– фантом снова деформировался, вытягивался, белел;

– то, к чему он приближался, обнаружило себя ускоренными вспышками сверхновых: ярко-голубыми точечками;

– подобные вспышки давал фантом, и именно в части своей, что наиболее близка к тем вспышкам; рябь сверхновых, уникальная картина…

Невозможно, немыслимо в двадцатидюймовый телескоп, да еще визуально, увидеть звезды другой галактики, удаленные на два миллиона световых лет. Только взрывы их.

И там, в сотнях килопарсеков – но благодаря фантомному игольчатому информационному лучу как будто здесь и сейчас, – взрывались звезды. Намного чаще обычного. Астрофизик Любарский, для которого далекие точки звезд были зачастую большей реальностью, чем окрестный мир, хорошо представлял, что там творится.

Вспышки сверхновых – звездный взрыв непредставимой силы, при котором звезда короткое время светит ярче миллиардов окрестных спокойных. Порой как целая галактика. Если около нее планеты, они сгорают, как мошки над костром.

3

Но сейчас это наиболее занимало его в свете собственного доклада.

«И не только! – поправил себя Варфоломей Дормидонтович. После истории с Луной он стал уважать свою интуицию. – Мы ли делаем, с нами ли… но за этим что-то есть. Ведь подсказывала же интуиция-Вселенная, когда замахнулись на ночное светило, о приливных явлениях. Шепотком. Намекала: неладно делаете».

Теперь интуиция что-то нашептывала о вспышках. «Вижу искорку – но ведь это там чье-то солнце взорвалось. Но мы-то в этом никак не участвуем?.. Почему же тревожно?»

Новые и сверхновые звезды… И в МВ они их наблюдали частенько. Особенно на завершающей стадии шторм-циклов, под занавес. И чаще на окраине галактик, чем в ядре.

…На проблему возможной вспышки МВ-сверхновой над будущим Материком – обратил внимание Мендельзон, главный критик. Это было 18 октября.

– Послушайте, – сказал он, – каждое МВ-солнце за К-сутки, за десять земных секунд, проживает почти всю свою жизнь. А в жизни, как известно, бывает всякое. Тем более в жизни светил. Как в смысле переносном, так и в прямом. Даже за наше красно Солнышко нельзя поручиться, что оно завтра или через пару лет не пыхнет новой или сверхновой. И все здесь испарит. И это вероятно только для одной нашей звезды!.. Из Меняющейся же Вселенной для освещения и обогрева полигона привлекаем триста шестьдесят солнц каждый земной час, более восьми тысяч за сутки… И каждое может вспыхнуть. Так что умножаем вероятность триста шестьдесят в час на восемь тысяч шестьсот сорок каждые сутки… а всего на счетчике МВ-солнц уже за сотню тысяч. Хорошо, если какое-то, вспыхнув, испепелит ваш игрушечный полигончик. Но ведь может выпятиться и далее. Прецедент был: Шаротряс. Слушайте, сворачивайте-ка вы это дело. Со звездами шутки плохи.

Выпад был серьезный. Все задумались. Но Буров не дрогнул.

– Чепуха. Эффектная лажа, – горячо сказал он. – Вы или не разобрались, Бор Борыч, или нарочно смущаете людей. Ведь импульсная же синхронизация с громадной скважностью! На каждую секунду свечения годы паузы. Иначе и нельзя, это нужно для нормального спектра. То есть в конечном итоге каждое солнце светит на Асканию-Нову и будет светить на Материк ровно столько, сколько его видят: световой день. От шести до восемнадцати часов. А все миллиарды лет его жизни останутся в паузах. То есть вероятность совсем не та. Пусть в тех паузах вспыхивает хоть новая, хоть сверхновая – успеет за физические годы в ней высветиться и погаснуть… Понимаете, – он авторитетно поднажал своим баском, – сколько бы ни было МВ-солнц: сотни в час, тысячи в сутки, миллионы за месяцы, – суммарная вероятность того, что какое-то из них вспыхнет сверхновой над полигоном, точно так, как если бы его освещало в это время наше, по простонародному выражению Борис Борисыча, красно Солнышко.

– Да ведь мы ни разу пока такого не наблюдали, – поддержал Панкратов. – Статистика в сто тысяч солнц против вас работает, Борис Борисыч. Это же очень редкое явление – сверхновые.

– Вероятность мала, согласен, но не равна нулю, – не отступал Мендельзон. – Знаете поговорку: сапер ошибается только раз. Одна-единственная вспышка сверхновой достаточна, чтобы других нам здесь не понадобилось… и не только нам, не только здесь: всем живущим окрест. – Он пыхнул сигарой, повторил весомо: – Со звездами не шутят.

Все вопросительно смотрели на Любарского.

– Причин для паники особых не вижу, – сказал астрофизик. – Это действительно крайне редкое явление. Настоящая сверхновая вспыхнула в нашей Галактике почти тысячу лет назад. Следующие две, в шестнадцатом веке, были уже не «сверх», многие их относят к просто новым…

– Если Солнце станет новой, то подогреет Землю не до миллиона градусов, а всего до ста тысяч, – сказал Бор Борыч. – Вам от этого легче? Так и солнца над полигоном.