Он почувствовал озноб.

«Вот и к новой картине мира надо привыкать, возвращаться в мыслях снова и снова. Приводить в соответствие с ней. А не так, чтобы раз подумал и забыл, по-студенчески… Не в подъем уму все это – и надо поднять. За „не моего ума дело“ теперь не спрячешься. Моего. Моего, как части вселенского. Ибо если вторичен и мал, используют, сотрут в пыль – и не заметят… Что для галактик мошки – пусть и со вселенскими мыслями».

0

Да, небо галактик сплошь неоднородно. Где-то на малой планетке, как до великого бесстрашия, додумались, живя в однородном мирке, что неоднородный более общ. А он просто естествен: как всего неодинакового гораздо больше, чем одинакового, так и неоднородного пространства-времени гораздо больше, чем однородного.

И для галактики М31 (самоназвание АУМ-Я) такой мир был извечно нормален.

…Крупнейшие образы Вселенной, галактики воспринимают века и тысячелетия, как мы – мгновения. В этом их всесчетность – высший вид всеинтеллекта. Сосчитать – знать точно, что есть сейчас (в этом миллионолетии, в этом миллиардолетии, секунде, квантовом миге), значит знать будущее. Пусть приблизительно, но достоверно.

Особенность ситуации в том и состояла, что все происходило галактически мгновенно, даже звездно мгновенно. И приходилось действовать соответственно. В суете и спешке.

Чтобы оказаться ближе всех, раньше всех. Успеть. («Успеть» – от него важное для мелких вторичных существ, но постыдное для первичных понятие «успех».)

В галактических мгновениях, за числом 0,79806504408 дробной части всецикла, М31 – туманность Андромеды тогда еще – увидела новый облик своей соседки – Млечного Пути. Галактика АУМ-Я захотела того же – и потому сместила свой вихрь, перемещалась. Вселенская сумятица, она же и вседраматизм, сопровождали ее перемещения.

Особенно драматичны эти вхождения!

Вседраматизм первочисла 1041, взаимосвязи великого с малым, сверхогромного с микроскопическим, всего со всем, взаимосвязи чувствуемой и непонимаемой – пронизывающей пси-тело мира. Непонимание входит в состав драматизма. Где все всем понятно, там драмы нет.

Или как говорил тот алкаш: «К-к-когда понятно, п-п-пчему п-плохо, это ж почти то же самое, как захорошеть».

1

Мыслеобмен в небе галактик

– О великолепнейшая АУМ-Ты! Вселенная будет славить твой путь и твой подвиг. Ты подлинная мать для своих миров. Твой замысел образовать цельность из самых перспективных миров прекрасен. Он непременно удастся. Он преобразует Большой мир…

– Это не мой замысел. Я только исполняю. Готовьcя при-

нять и пропустить меня. Это произойдет между 765032095,7980650430835014-й и 765032095,798065043083673-й долями цикла текущего. Не мешкай.

– Я не готова, великолепнейшая. На твоем пути перспективный мир у окраинной звезды. Я не сумею втянуть его, переместить, как это делаешь ты. Я еще молода – мне не дано. Они погибнут, эти смышленые… очень-очень смышленые. Они уже вышли в космос, владеют музыкой – языком Вселенной. Нам, галактикам-матерям, не дано знать, какие они, как выглядят; это неважно, да и ненужно. Важно, что они есть, что разумны и одухотворены…

– Разумных не опекают, как несмышленышей. Они во Вселенной, активная часть ее. Они должны понимать большой счет Вселенной и ее подлинную жизнь.

– Еще не разумеют, только подходят к этому… Умоляю тебя, прекраснейшая, всемудрейшая, всесильная, как мать! Повремени одну стотриллионную долю. Ведь стотриллионная же! Что тебе стоит! Они знают о надвигающемся, поняли – и успеют уйти вглубь меня сами. Для них это десятки оборотов-лет. Они успеют спастись. Умоляю тебя! Они единственные такие у меня… Всего одна стотриллионная доля цикла – 1/100.000.000.000.000 – и они уцелеют, будут жить и славить твою милость.

– Нет. И ты знаешь, что нет. Там, куда я спешу, все меняется куда быстрей. За триллионные части триллионной доли. Мне надо успеть. Нет! Готовься принять меня и пропустить меня. Хочешь ты или нет – я здесь пройду. Если они разумны, приобщатся и – поймут.

2

Для галактики М31, чье тело – пространство-время, а звезды в нем вроде пор кожи или веснушек на лице красавицы, чьи поля упруго-мощны, вращение стремительно, цель осознана и прекрасна, – К-глобулы между нею и ближайшей окрестностью Млечного Пути лишь пунктир ее дрейфа. Поэтому она смещалась, мерцала, менялась в размерах в состоянии деятельной всезадумчивости – вселенской задумчивости плотности атомных ядер и той меры обширности, когда будущее, как и прошлое, суть – настоящее. Внешне деятельная всезадумчивость могла проявляться меняющимся пространством и физическими процессами, полями, вещественными барашками пены на волнах времени. Глубже этого она была всезамыслом нового развития – всемыслью такой плотности-непреложности, что та превращала h-хаос в направленное действие.

…Замысел нового развития – и стремление к некой точке на Млечпути. Посылка своих лучей, своего облика туда – в неразличимость, в которой сейчас, однако, больше всемысли и непреложной деятельной всезадумчивости, чем во всех различимых образах Метагалактики.

(по земному, в той неразличимой точке)

Но «пунктирами» ее пути были пространства, наполненные всежизнью.

…Лучше, конечно, если бы НПВ-глобулы на пути были пусты. Но где их столько наберется – путь обширен и долог. (Да в пустых не сразу поймешь, велико ли в них К.) Поэтому приходилось проходить по занятым, по живым. Лавируя, с зигзагами.

Такого в Метагалактике не бывало давно, множество циклов.

Как движутся амебы, так и галактики. Живое по живому, ибо весь мир жив, все пространство-время. Что-то/кто-то противится кому-то, кто-то страшится, кто-то радуется и переживает подъем. Что-то, бывает, и гибнет, не без того – но не останавливать же из-за этого свое время-действие. Вперед!..