Шрифт:
Интервал:
Закладка:
От этих слов Танский наставник почувствовал себя так, словно плыл на горящем судне в открытом море. Душа у него едва не рассталась с телом.
– Сунь Укун! – вскричал он. – Что же ты молчишь?
– А чего говорить, раз улики налицо… – ответил Сунь Укун.
– Совершенно верно! – перебил его начальник округа. – Улики налицо, как же ты смеешь отпираться?
После этого он позвал подручных и велел им принести орудия пытки. Но в это время явился какой-то человек и обратился к правителю с такими словами:
– Повелитель! Из столицы прибыл младший опекун наследника престола Чэнь. Просим тебя выехать ему навстречу!
Правитель поднялся со своего места и отдал приказ:
– Бросьте разбойников в темницу и глаз с них не спускайте. После встречи высокого гостя я продолжу допрос.
Служители повели Танского монаха и его учеников в тюрьму и там одного за другим стали втискивать на тюремные нары, колотя их при этом куда попало.
Изнемогая от боли, Танский монах спросил Сунь Укуна:
– Что же делать? Как быть?!
– Надо дать им денег, тогда они не будут нас бить, – ответил Сунь Укун.
– Откуда же я возьму денег? – спросил Танский монах.
– Раз нет денег, дай им свою рясу, и дело с концом.
Скрепя сердце Танский монах согласился.
Тогда Сунь Укун закричал тюремщикам:
– Уважаемые начальники! Не бейте нас! В наших узлах вы найдете монашескую рясу из золотой парчи ценою в тысячу слитков золота. Возьмите ее себе!
Тюремщики сразу же приступили к делу: они развязали оба узла и увидели там всего лишь несколько холщовых одеяний и суму с подорожной. Вдруг они заметили сверток, излучавший радужное сияние.
Отталкивая друг друга, тюремщики бросились к волшебному одеянию и подняли такой шум, что потревожили начальника тюрьмы. Он вышел к ним и спросил:
– Чего расшумелись?
Тюремщики опустились на колени и стали говорить:
– Повелитель! Только что сюда доставили из суда четверых монахов, которые оказались грабителями. Мы всыпали им хорошенько, и они отдали нам оба своих узла, в которых оказалась эта драгоценность! Но мы никак не можем распорядиться ею, разодрать ее на части и разделить между всеми – если же отдать одному, другие будут в обиде. К счастью, ты прибыл сюда, и мы просим тебя нас рассудить.
Начальник тюрьмы взглянул на рясу, тщательно осмотрел остальные одежды, прочитал подорожное свидетельство и почувствовал сильное беспокойство. На подорожной было множество печатей и подписей правителей различных стран.
– Надо было раньше прочесть! – с досадой произнес он. – Вот какую кашу вы заварили! Эти монахи вовсе не разбойники. Не смейте брать эту рясу! Подождем до завтра, когда правитель округа закончит допрос.
Тюремщики повиновались и передали начальнику оба узла на хранение.
Стало смеркаться. Послышался бой барабанов на сторожевых башнях, караульщики сменились и отправились в дозор. Паломники крепко спали, один только Сунь Укун бодрствовал. «Это злоключение, – размышлял он, – было предопределено наставнику. Но сейчас, с окончанием четвертой ночной стражи, срок злоключения истекает. Надо все хорошенько разведать, чтобы с рассветом выйти из тюрьмы».
Подумав так, Сунь Укун прибег к волшебству и стал быстро уменьшаться в размерах. Он легко выбрался с тесных тюремных нар, встряхнулся, превратился в проворную мушку и сквозь щель между карнизом и черепицей на крыше вылетел наружу. В небе мерцали звезды, сиял светлый месяц, кругом было тихо, как бывает лишь ночью. Определив направление, Сунь Укун полетел прямо к дому Коу Хуна и по пути заметил, что в одном из домов в западном конце улицы ярко горит огонь. Сунь Укун подлетел поближе и заглянул внутрь. Там готовили бобовый сыр. Старик-хозяин разводил огонь, а старуха толкла бобы.
– Женушка! – сказал вдруг старик. – Каким важным сановником был Коу Хун! Сколько добрых дел совершил, а вот не суждено, видно, ему долголетие, и погиб он от руки лихих разбойников.
Услышав это, Сунь Укун полетел дальше, прямо в дом Коу Хуна. В главной зале уже стоял гроб, у изголовья горели светильники, курились ароматные свечи, были расставлены цветы и всевозможные плоды. Хозяйка стояла у гроба и громко плакала. Затем появились оба сына хозяина, которые тоже стали плакать и отбивать земные поклоны. Жены их принесли в жертву две плошки вареного риса. Сунь Укун уселся у изголовья гроба и кашлянул. Женщины перепугались и бросились вон из залы. Сыновья упали ничком на землю и, боясь пошевельнуться, вопили: «О Небо! Ой-ой-ой!» Храбрее всех оказалась хозяйка – она хлопнула рукой по гробу и спросила:
– О повелитель, ты жив?
Сунь Укун, подражая голосу Коу Хуна, ответил:
– Нет, мертв!
Сыновья еще больше перепугались и не переставали вопить, а хозяйка, набравшись храбрости, снова спросила:
– Как же ты разговариваешь, если мертв?
– Гонец правителя подземного царства Яньвана доставил сюда мою душу, чтобы она поведала людям о том, что хозяйка дома своим лживым языком и коварными устами обрекла на погибель невинных людей! – сурово произнес Сунь Укун.
Тут хозяйка, дрожа от страха, повалилась на колени, принялась отбивать земные поклоны и причитать:
– Добрый ты мой муженек! Каких же это невинных людей я обрекла на погибель своим лживым языком и коварными устами?
Сунь Укун не стерпел и крикнул:
– Кто говорил, что Танский монах держал факел, Чжу Бацзе подстрекал к убийству, Шасэн вытаскивал золото и серебро, а Сунь Укун убивал хозяина? Из-за твоего лживого языка невинно страдают добрые люди. Они встретили по дороге настоящих разбойников, отняли у них все награбленное и хотели доставить сюда, а ты подговорила сыновей подать на них жалобу и послала в управу. Начальство же, не вникнув в дело, заключило монахов в темницу. Теперь духи преисподней, местные духи и бог – хранитель города пребывают в смятении. Вот правитель подземного царства Яньван и велел доставить мою душу домой, чтобы восстановить справедливость и освободить праведных монахов из темницы. Живо идите к правителю и признайтесь во всем, иначе я учиню здесь расправу и не пощажу никого: ни старых, ни малых, даже кур и собак перебью!
Сыновья Коу Лян и Коу Дун стали еще усерднее отбивать земные поклоны и взмолились:
– Отец! Умоляем тебя, возвращайся обратно! Не губи нас! Как только рассветет, мы пойдем в управу и возьмем свою жалобу обратно.
Сунь Укун выслушал их и сказал:
– Возжигайте жертвенную бумагу! Я ухожу!
После этого Сунь Укун полетел к дому правителя и в одном из помещений увидел огонек. Видимо, правитель уже проснулся и встал с постели. Сунь Укун влетел в главную залу и там на стене увидел картину с изображением какого-то важного сановника, сидящего верхом на пегом коне. Сунь Укун уселся на картину, и как раз в это время из соседней комнаты вышел правитель. Сунь Укун кашлянул. Правитель испуганно попятился, вбежал обратно в комнату, там причесался, умылся, надел парадные одежды и, снова выйдя в залу, возжег перед картиной благовония, после чего стал читать молитвы.