Все знали, что Сахаров не откажется написать любой протест. Он действительно написал об этом, газета «Вашингтон пост» перепечатала его письмо. Мнение Сахарова ценилось в мире настолько высоко, поэтому под влиянием активности простой женщины и выдающегося борца за права человека конгресс принял поправку к конституции США, внесенную конгрессменом Чарльзом Вэником и сенатором Генри Джексоном. По этой поправке запрещалось предоставлять режим наибольшего благоприятствования в торговле и государственные кредиты странам, которые нарушают или серьезно ограничивают права граждан на эмиграцию. Россия могла получить такой статус только после разрешения выезжать из страны евреям для воссоединения семьи. Кремлевским вождям пришлось уступить.

Это была большая радость для еврейских диссидентов. Моня Гендель пустил шутку: «коммунисты разменивают евреев на зерно».

* * *

В 1973 году по указанию ЦК партии был организован Антисионистский комитет советской общественности. При активном участии КГБ членами этого комитета был создан пропагандистский документальный фильм «Тайное и явное (Цели и деяния сионизма)». Фильм сняли для «закрытого» показа — только партийному аппарату и в избранных клубах для научной и творческой интеллигенции. Он представлял собой вариацию антисемитской пропаганды: в нем развивались лживые идеи о соучастии сионизма (с нацистской Германией) в деле массового уничтожения евреев; о подрывной деятельности сионистов против СССР и других стран, а в конце фильма даже говорилось, что сионизм способен разрушить Советский Союз.

— Это ж усраться можно! — делился Моня с Алешей. — Показывать, что сионизм направлен против евреев. Почему они не рассказывают, что коммунизм направлен против коммунистов? Но все-таки конец картины мне понравился, предсказание крушения говеного Советского Союза — это вещь!

Алеша отреагировал на фильм эпиграммой:

— Сойдет, — сказал Моня, — пристрою куда надо.

Хотя фильм был «закрытый» и видели его очень немногие, на фоне общего антисемитского настроения кличка «сионисты» стала распространяться в народе, так стали злобно называть всех евреев.

* * *

Но евреи-отказники все смелели в своем отчаянии. В 1973 году группа мужчин подошла к стенам Министерства внутренних дел на улице Огарева, выстроилась вдоль тротуара и выставила перед собой заготовленные плакаты с надписью «Визы в Израиль вместо тюрем». Мгновенно набежали милиционеры, и также мгновенно собрались на другой стороне иностранные корреспонденты, стали фотографировать группу. Милиционеры растерялись: можно ли устраивать суровую схватку на глазах иностранцев? В этот момент к своему министерству подъехал министр, генерал Николай Щелоков. Маленький лысоватый генерал направился к протестующим и заговорил с ними примирительным голосом:

— Прошу вас не устраивать демонстрацию на улице. Если у вас есть просьбы, идите за мной в приемную министерства, там мы поговорим и обсудим ваше положение. Я обещаю во всем разобраться.

Они были готовы на все: на отказ, на арест, на суд, но не на вежливое обращение. И действительно, после разбора заявлений всем выдали выездные визы в Израиль. Это был новый тон со стороны правительства, отказники побеждали уже в открытую, и это давало надежду всем евреям, желавшим уехать из России, ворота открывались все шире.

Моня Гендель сочинял новые анекдоты.

Еврей говорит другому еврею: «Возможно, скоро откроют границу, можно будет свободно уезжать из России. Что ты собираешься делать?» Другой отвечает: «Я залезу на дерево». — «Зачем?» — «А чтобы меня не раздавила толпа».

Алексей Косыгин говорит Брежневу: «Давай откроем границы». Брежнев отвечает: «Ты что, хочешь остаться со мной вдвоем?» — «Нет, — говорит Косыгин, — ты останешься один».

Брежнев награждает орденом молодую героиню труда и говорит ей: «Проси, что хочешь». Она отвечает: «Леонид Ильич, откройте границы для всех, кто хочет выехать». Он погрозил ей пальцем: «Э, плутовка, я вижу, ты хочешь остаться со мной наедине».

Моня позвонил Алеше:

— Старик, поедем завтра на выставку.

— Что за выставка?

— Художников-нонконформистов разных направлений. Многие из них евреи. Меня пригласил Оскар Рабин, он и его сын выставляют там свои работы.

— Где это?

— В том-то и дело, что выставка неофициальная, сами художники устраивают ее в лесопарке Беляево, на юго-западе Москвы, за Профсоюзной улицей.

— Моня, ты же знаешь, я не очень люблю все эти новые направления в живописи.

— Ну, я тоже не большой поклонник. Но это первая свободная выставка, надо их поддержать. А может, увидим что-нибудь интересное. К тому же воскресенье, погуляем, подышим воздухом.

Пятнадцатого сентября 1974 года в Москве была чудесная погода — тепло, солнечно, сухо. На окраине города в лесопарке Беляево царила суета, художники расставляла свои работы на Битцевской опушке, чтобы показывать всем желающим. Эти художники не входили в официальные творческие союзы и организации, они были энтузиастами искусства, которое власти не признавали. Поэтому и выставка не была официальной.

Организаторами были коллекционер нонконформистских картин Александр Глезер и тринадцать художников: Оскар Рабин и его сын Александр, В.Комар, А.Меламид, И.Холин, Б.Штейнберг, Н.Эльская и другие. Уже на месте к ним присоединилась еще группа, итак, всего около двадцати художников.

С художниками приехали их родственники и друзья. Картины развешивали на импровизированных стойках, которые сами тут же мастерили из деревянного мусора. Туда же подъехали на нескольких машинах иностранных марок оповещенные корреспонденты иностранных газет и радио.

Такой большой выставки, на которой выставлялись художники нетрадиционного направления, а не социалистического реализма, не было уже двенадцать лет, с тех самых пор, как в декабре 1962 года Никита Хрущев, распоряжаясь искусством по своему произволу, кричал, осуждая новое направление в искусстве, на выставке в Манеже. Особенно тогда попало от него скульптору Эрнсту Неизвестному. Но на этот раз никто не ожидал неприятностей и разгромов, считали, что многое изменилось, что свободомыслие в искусстве завоевало себе хоть небольшие, но крепкие позиции, да и сама выставка очень маленькая и абсолютно неофициальная. Люди все прибывали, фланировали от художника к художнику, вступали в разговоры, спрашивали, спорили, смеялись — настроение у участников и посетителей было прекрасное.

Моня с Алешей приехали к началу, прошли вдаль первой линии. Общительный Моня заводил разговоры, Алеша скептически стоял в стороне, ему картины не нравились.

Первые полчаса прошли в ажиотаже, посетители метались от картины к картине, громко выражали свое одобрение. Через полчаса к выставке неожиданно подъехали несколько грузовых машин с крытыми кузовами. Из кузовов выскочили около ста молодых людей, они разбились на небольшие группы и решительно направились к картинам. Сначала никто ничего не понял, но приехавшие стали теснить художников и собравшихся, кричали: