– Сейчас каждый играет свою роль, – отозвался Эплби, – и даже те, кого вы назвали бы статистами, могут оказаться полезны. Тот же Маммери.

– Маммери?

– И вы совершенно правы, предполагая, что занавес вот-вот закроется. Но, как я предвижу, на сцене останется только один труп.

– Труп Руперта?

– Господи, нет, конечно. Вы абсолютно дезориентированы и ничего не понимаете. Впрочем, трудно вас винить. Должен признать, что все достаточно сложно. Какую паутину мы плетем, впервые начиная…[125]

Уинтер даже вздрогнул.

– Помню, что цитировал именно эту строку в недавнем разговоре с Тимми.

– Несомненно. Но жаль, что вы не напомнили ее себе чуть раньше.

Уинтер посмотрел на Эплби долгим, удивленным, оценивающим взглядом.

Эплби усмехнулся.

– Я, знаете ли, не настолько туп.

Наступила пауза.

– В такой момент, – медленно произнес Уинтер, – хочется закурить сигарету и пробормотать что-то вроде: не понимаю, о чем это вы?

– Нет ничего легче, и я дам вам простой ответ. Игра окончена. Ваши карты биты.

Наступила еще одна пауза, и теперь Уинтер действительно стал искать по карманам пачку с сигаретами.

– Для сложившейся ситуации, – сказал он, – все это уже не имеет значения. Дело полностью вышло из-под моего контроля. Я играл Гамлета лишь вначале, а теперь меня понизили до роли солдата-статиста на заднем плане.

– Я бы не был в этом настолько уверен, Джеральд Уинтер. Откуда вообще взялась такая убежденность? Дело вышло из-под контроля, с чем вы сами согласны. Но еще до конца вечера на ковре будет лежать труп. Причем не Руперта. Что если им окажется ваше собственное мертвое тело?

– Это всего лишь обманный след и дымовая завеса. Я вообще никак не вписываюсь в общую картину.

– Да, но знает ли об этом Шун?

– Шун? – Унтер посмотрел на Эплби в полнейшем недоумении. – А каким образом Шун, черт возьми…

Эплби удовлетворенно вздохнул.

– Это очень сложно, – сказал он, – предельно сложно и тщательно проработано. Давно же я не получал такого огромного удовольствия. Но не хочу заходить в своих утверждениях слишком далеко. Как труп вы гораздо более вероятная кандидатура, нежели Руперт Элиот. Но при этом не возьмусь утверждать, что на самом финише горе-победителем не окажется…

– Кто же? Во имя всего святого! Кто?

Эплби снова вздохнул.

– Игра – то есть ваша игра – закончилась поражением, не так ли?

– Да.

– И Буссеншут завладел «Кодексом»?

– Верно.

– Что ж, – сказал Эплби, – вот вам и ответ.

– Как я уже упомянул в своем прежнем признании, – начал Уинтер, – кража древней мраморной статуэтки и заточение Бердвайр в подвале ее же дома оказались ошибкой с моей стороны. Она не представляла для меня угрозы, поскольку даже не знала моего имени. А у меня не было оснований предполагать, что я когда-либо столкнусь с ней снова. Совершив кражу, я был так возбужден, что далеко не сразу понял: мне надо не радоваться этому, а горько сожалеть.

Во время нашего краткого знакомства, как я тоже уже рассказывал, она поделилась со мной деталями многих скандалов. Уже состоявшихся и только назревавших событий. Я был на целое поколение моложе, и, как она подчеркнула, к середине жизни мне предстояло получить огромное удовольствие, прочитав ее посмертные мемуары. Она показала мне две подборки тетрадок – в красных обложках и в черных. В черных она собирала скандальные материалы и компромат, фрагменты которых могла без опаски публиковать в своих текущих сочинениях. В красных же содержалась информация на будущее. С этим надо было подождать, пока фигуранты умрут и уже не смогут подать в суд за клевету. Я продемонстрировал достаточный интерес к подобным историям, что вполне объяснимо – моя жизнь в оксфордском колледже слишком скучна, – и миссис Бердвайр позволила мне ознакомиться с парой анекдотов из своего архива. Всплыло даже несколько имен, и среди них, к моему величайшему изумлению, был назван Хорас Бентон. Как я понял, она догадалась о моей принадлежности к академическим кругам и подумала, что меня заинтригуют факты, собранные ею на вполне респектабельного ученого. Узнал я тогда немного, но сообразил, что информация сенсационная. Теперь, узнав детали, я не сомневаюсь, что ей уже тогда стало известно об участии Бентона в незаконных сделках с оружием и о других поручениях Шуна, которые он выполнял.

– Вполне допустимая гипотеза, – прокомментировал Эплби.

– Долгая жизнь в научной келье делает человека слишком инертным и простодушным. Серьезный скандал, связанный с Бентоном, представлял для меня невероятный интерес. Но только уже в Сплите, когда я распаковал багаж в затрапезной гостинице с величавым названием «Гранд-отель «Вселенная» и любовался похищенным куском мрамора, до меня дошло, как много я на самом деле упустил.

Насколько я догадываюсь, Маммери посвятил вас в историю с «Кодексом» Бентона, верно? Это была потрясающая находка для науки, но Бентон повел себя с ней самым варварским образом. Он никогда не выпускал раритет их рук. Лишь устроил масштабную научную конференцию в Париже, где подлинность «Кодекса» была подтверждена ведущими мировыми экспертами в данной области, но даже там Хорас не терял документа из поля зрения, как ребенок, опасающийся кражи любимой игрушки. Он стал в какой-то степени легендарной фигурой; ничего подобного в анналах науки прежде зафиксировано не было. Свою находку он надежно спрятал под замок. Время от времени лишь публиковал отдельные куски, дополняя их факсимиле в виде иллюстраций. Но до сегодняшнего дня – то есть, если быть точным, до сегодняшнего вечера – он прятал текст «Кодекса», сунув его себе, фигурально выражаясь, под задницу. Можете себе представить, какое негодование это вызывало среди других ученых, включая и вашего покорного слугу. С таким же успехом можно утаить важнейшее открытие в области клинической медицины – как возмутились бы люди, страдающие соответствующим заболеванием, узнав о вашем поступке! Здесь получилась очень похожая ситуация. И вот так, сидя в Сплите и любуясь из окна на руины дворца Диоклетиана, я понял, каким же был ослом. Ради какой-то жалкой мраморной фигурки упустил выпадающий раз в жизни шанс сделать карьеру.

Эплби кивнул.

– Возможности для по-настоящему крупного шантажа действительно выпадают крайне редко. Можно только посочувствовать, представив пережитый вами стресс.

– Я годами размышлял, как и с какой стороны подойти к этому делу. А потом совершенно случайно стал читателем романов Элиота.

– Вот это плохо. Как раз то, чего сам Элиот так опасается. А я-то старался убедить его, что преступники не могут почерпнуть полезной для себя информации из его сочинений. Но я не принял во внимание существование людей, наделенных таким упорством и фантазией, как вы. – Эплби покачал головой. – Я делился с вами соображением, что разговоры зачастую могут послужить ключом к разгадкам любых тайн? Достаточно послушать, как говорите вы, чтобы понять – такой человек способен на самые экстравагантные выходки. И когда вы при мне пустились в рассуждения об искусстве на Лабрадоре, я сказал себе: «Это тот, кто тебе нужен».