По крайней мере, они так думают, а он, как мне кажется, ведет свою игру. Остаются двое. Один из них – действующий понтифик, а второй вообще неизвестно кто. Предположим, что это человек кардинала Петра, а Экхарт – иезуит.

Если и у них имеются такие же провалы в памяти, как у Жерара и Фрозо, или защита, как у Франко, значит, паписты целенаправленно защищались от «прослушки».

Я вновь нырнул в кипу мироздания и принялся искать нити провидцев. Сказать это было легче, чем сделать: попробуй найти то, о чем представления не имеешь! В лицо из оставшихся деятелей поля я знал только Экхарта, но что-то мне говорило, что он не тот, кто мне нужен. Пришлось действовать хитрее.

Для начала я изучил нить отца Доминика – иерарх его уровня вполне мог быть знаком с провидцами. И мне повезло: в глубине его воспоминаний я обнаружил сцену встречи магистра с самим понтификом. А точнее, официальное представление нового главы доминиканцев Папе Римскому. Без «триангуляции» сложно было сказать, насколько давно в прошлом произошло данное событие, но, судя по всему, не менее тридцати лет назад. Мой фанатик на ней только один раз попал в фокус собственного зрения, глянув на себя в зеркало перед тем, как войти в кабинет.

Был он тогда очень импозантным мужчиной. Это сейчас он выглядит стервятником: почти лысый, с тонкой морщинистой шеей и горящими глазами. А тогда ему было чуть больше сорока, и он представлял собой практически хрестоматийного иерарха Церкви. Стройный, с горделивой осанкой и лицом хищной птицы, на котором, сообразно уровню встречи, замерло выражение благообразности и смирения.

А вот понтифик меня не впечатлил. Мелкий какой-то, невзрачный и, кажется, чувствующий себя не в своей тарелке. Его белое одеяние лишь подчеркивало, насколько человек не соответствует сану. Казалось, тиару ему на голову водрузили против его воли.

Но главное, его лицо я запомнил. Этакий хорек-неудачник: черты меленькие, прорисованные едва-едва, брови блеклые, взгляд усталый и испуганный. И выражение лица мелкого хищника, которого вдруг провозгласили царем зверей и поставили надо львами и волками.

По этим данным я и «запустил поиск». То есть всем своим естеством попросил поле показать мне его нить. И столкнулся с еще одним явлением, которое раньше не наблюдал.

Сперва инфополе сделало вид, что просьбы моей не услышало. Я уже вышел из нити Доминика и висел над переплетением нитей, ожидая, что сейчас одна из них подсветится. Но время шло и этого не происходило. На следующий «поисковый запрос» поле и вовсе отреагировало волнением, заставив кипу задрожать и трястись. Вроде как выбросить меня собралось!

На всякий случай я восстановил память о теплых пальцах Линь в моей руке и снова сосредоточился на лице Папы Римского. Сформулировал в сознании просящие интонации: если бы я общался с этой квазиразумной сущностью словами, что-то вроде «Ну, пожалуйста, он мне очень нужен!». И поле отреагировало неохотным согласием. Именно неохотным, я отчетливо это почувствовал.

Нить понтифика была цвета кофе с молоком. Я хмыкнул над этой цветовой системой, в очередной раз удивляясь тому, насколько она не соответствует моим представлениям. Была бы моя воля, я бы нить главы католической церкви сделал снежно-белой. Но у поля, видимо, были свои резоны. Мою же нить оно зачем-то раскрасило в серый.

Я не стал влетать в хранилище понтифика с наскока. Покружил рядом, изучил участок рисунка, в который она вплетена, связанные с ней нити, коих оказалось очень уж много. Не обнаружил ничего подозрительного, вроде белесых нитей пророка, и решительно скользнул внутрь.

И там оказалось темно и пусто. Ни «роликов» прошлого, ни видений будущего – одна лишь пустота космоса, не подсвеченная даже звездами. И еще тут было очень холодно. Словно я и правда вывалился в вакуум без скафандра. С учетом того, что в поле не было такого понятия, как температура окружающей среды, а я не имел тела, мороз внутри нити папы делал все это еще и очень странным.

Пометавшись по внутреннему космосу лидера католиков, я пришел к выводу, что здесь мне ничего не светит. Пустота была абсолютной, и искать в ней что-либо не представлялось возможным. Странное дело, я с таким впервые сталкивался. Ну понятно, когда внутрь вообще не пускает – защита, то да се. Но вот так, чтобы внутри человека не было ничего? Это было очень странно и пугающе.

Отложив в сторонку вопрос «как он это делает», я решил покинуть это негостеприимное место и направился к выходу. Точнее, попытался это сделать, но по-прежнему оставался висящим в пустоте. В тот же миг я осознал, что выйти из поля я тоже не могу.

Глава 14. Цена свободы

В тусклом освещении кельи зеркало отражало лицо не набором черт, а массивом теней. Мазки серого и черного, сплетенного между собой, создавали чудовище, а не человека. Еще глаза эти горящие, отражающие пламя свечи, стоящей за зеркалом. Но я знал, как он выглядит, когда света достаточно. Широкое лицо, тяжелый подбородок, уставший взгляд запавших глаз. Тридцатилетний мужчина, выглядящий на пятьдесят. Пророк Экхарт.

– Я знаю тебя. – Говорил он на латыни и делал это очень медленно. – Ты глупец. Как еще назвать человека, желающего прочитать самого понтифика?

Возможность ответа не предполагалась – Экхарт вел монолог с зеркалом. Специально для меня. Зная, что освободившись из плена, я рвану вслед за светом, выведшим меня из тьмы и пустоты. Сунусь в нить человека, который не дал мне навсегда сгинуть в информационном поле. И наткнусь на своеобразное видеописьмо.

Непривычный формат общения. Я все время порывался ему ответить, забывая, что трансляция идет в одностороннем порядке. Наверное, чтобы он услышал мои слова, мне надо будет записать подобное же послание перед зеркалом?

Как он меня спас, я так и не понял. Но сделал это довольно быстро. Я не проторчал в пустоте нити Папы Римского и часа, хотя, по субъективному времени, пробыл там целую вечность. Сперва я пытался выбраться с помощью логики. Обдумал свое положение, старательно гася панику, наметил пути выхода и стал их методически испытывать. Выйти из поля – неудача. Почувствовать руку Линь – неудача. Спеть гимн СССР – неудача. Беспорядочно полетать по пустоте окружающего пространства – только с этим, пожалуй, никаких проблем не возникло. Правда, и к освобождению не привело…

Меня никто не атаковал, не допрашивал. Просто пустили в чулан, закрыли дверь, подперли комодом и уехали на море, наглухо про меня забыв. Точнее, тут ведь даже двери не было, так что и ломится, отбивая руки-ноги, мне было некуда. Поэтому я довольно быстро успокоился – сделать все равно ничего не мог – и повис без движения посреди странного этого места. Самое время предаться размышлениям о жизни.

Например, о том, что все