нищ — могу позволить себе оценить жест. Тем более, что это цена за мою голову. В мире, где правят деньги, каждую потраченную акче* (*мелкая монета в Османской империи) можно использовать с толком и прибылью. Ты же не обидишься, если когда-нибудь, в нужном разговоре, нужные торговые люди услышат всю сумму, которую сегодня заплатит мой брат? Это придаст мне в их глазах весу и солидности.

— Брат?

— Ну да… Я отправлю брата с людьми и деньгами, а чтоб его там встретили радушно, пусть твои спутники его проводят. Зачем нам самим трудить ноги? До вечера еще далеко… А здесь — прохладно и…

Татарин не договорил до конца, ожидая моего ответа.

— Хорошо, Кара-мурза, ты меня убедил. Но, прежде чем твой брат начнет отсчитывать монеты, я хочу внести ясность. Доспех, который я взял у тебя, не продается…

Татарин хорошо владел собой. Очень хорошо… Только не в этот раз. Такого искреннего огорчения на лице человека я давненько не видел. Он сразу как-то осунулся и потемнел.

Эх, может и пожалею, но так и тянет совершить очередную глупость. Чай у него такой, что ли?

— Потому что хочу подарить его тебе в знак нашей дружбы.

Ну нафиг, надо завязывать с такими шутками. Недолго и угробить новоприобретенного приятеля. Кара-мурзу едва апоплексический удар не хватил, когда татарин осознал, что именно я сказал. А когда понял,