Лука Каролла был сумасшедший, и женщины забыли свою злость, осознав глубину его безумия. Он сидел перед ними, связанный, как зверь, но это не приносило им никакого удовлетворения. На их лицах читалась не ярость, а сочувствие. Они жалели этого мальчика, прикованного к стулу. София украдкой оглядела каждую, понимая, как им сейчас плохо.

Легкий щелчок ее золотой зажигалки нарушил тишину. Она глубоко затянулась и выпустила дым изо рта. Комната наполнилась запахом крепкого турецкого табака. Лука напрягся всем телом и вскинул голову, принюхиваясь, как собака…

София громко сказала:

– Итак, теперь мы знаем, что ты убил сына Палузо. Ты слышишь меня, Лука?

Лука крепко, до боли, сжал руку Грациеллы, и ей пришлось высвободиться. Она сердито взглянула на Софию:

– Зачем ты это сделала?

– Я думаю, мама, нам нужно поговорить с его вторым «я», а Луку-мальчика послать к черту. Он ломает перед нами комедию.

Грациелла тихо отошла от Луки, обернулась к столу, на котором лежали семейные фотографии, и сгребла их в охапку. Она и без них помнила лица своих маленьких внуков. В душе у нее не было гнева, как не было и покоя. Никто из них не чувствовал умиротворения. Если она сейчас возьмет пистолет и вышибет Луке мозги, станет ли ей от этого легче? Грациелла больше не желала слушать, потому что уже не выдерживала. Прижимая фотографии к груди, она медленно пошла к двери. Тереза увидела, как она пошатывается, и встала, чтобы проводить ее из столовой.

Роза с шумом отодвинула свой стул и, посмотрев на Софию, подала руку Мойре и вместе с ней молча вышла из комнаты.

София осталась сидеть, с усилием втягивая в себя обжигавший легкие табачный дым. Она взяла пепельницу и, царапая стол, придвинула ее ближе, потом затушила окурок и уставилась на свои безупречно ухоженные ногти, лежавшие на краю полированной столешницы. Ей хотелось разбить эту блестящую поверхность, в которой отражалось ее собственное лицо.

Лука поднял голову и обернулся, прислушиваясь к звукам. Она следила за малейшим его движением. Играет он или нет? И возможно ли разыграть такое?

– София? София?

Она ждала, но он больше ничего не сказал. Наконец она прошептала:

– Ты убил моих сыновей, они были невинны. Зачем? Зачем ты убил моих детей, Лука?

Лука дернул головой и стал заламывать руки, как будто пытаясь освободиться от ремней. Он вспомнил, как заглянул в окно и увидел, как они лежат рядом. Ему хотелось плакать. В больнице, в ночь перед операцией, он держал в своих объятиях Джорджио Кароллу… Ему сказали, что Джорджио станет лучше. Но они ему лгали. С тех пор он больше не видел своего друга.

– Кто отдал приказ, Лука? Кто велел тебе убить моих детей?

Продолжая заламывать руки, он издал странный гортанный звук. София молча пошла вдоль стола и остановилась, почувствовав запах его пота. Он сидел, весь съежившись.

– Если ты мне не ответишь, то умрешь без молитвы. Твоя душа попадет в ад и там сгорит…

Он пробормотал что-то нечленораздельное через мокрый шарфик, маской облепивший лицо. Наконец София бессильно отошла. Лука ожидал услышать, как закроется дверь, но ничего не слышал, кроме ее шагов. Он остался один? Его губы под шарфиком расползлись в улыбке. Его не проймешь угрозами ада! Ему вообще ничего не страшно, потому что он – неуязвимый, профессионал… Он должен сохранять выдержку, только так можно спастись. Единственная из всех, кому он доверял, кого любил, в конце концов предала его. Так было в его жизни всегда.

Мойра сидела на ступеньках лестницы. Она видела, как София вышла из столовой, и хотела с ней заговорить, но София остановилась в вестибюле под люстрой, откинула голову назад и закрыла глаза. Она стояла, неестественно застывшая, и Мойра не посмела ничего сказать. В следующее мгновение София подошла к вешалке, накинула на плечи шубку и вышла во двор. Мойра передернулась от порыва холодного ветра.

Внезапно ей стало страшно. Что сделала София? Она подкралась к открытой двери столовой и включила свет.

Лука все так же сидел на стуле, пытаясь выпутаться из ремней. Не удержавшись, Мойра вошла в комнату. Она вспомнила, как он рассказывал ей про незабудки.

– Джонни? Это Мойра. Как ты?

Ей надо было выяснить, виновен ли он в смерти Фредерико. До сих пор она слышала от него одну бессмыслицу, а Софию интересовали только ее дети.

Она развязала мокрую повязку, и Лука заморгал, привыкая к свету. Мойра взглянула ему в лицо, охнула от страха и, попятившись, чуть не упала. Он улыбался ангельской улыбкой, а глаза его были совершенно безумными.

– Помоги мне, Мойра, – проговорил он жалобным, умоляющим голосом, – помоги!

– Что ты делаешь, Мойра? – с порога спросила Роза.

– Ничего. Я только хотела сама задать ему вопросы.

Роза дала ей знак уходить. На Луку она не смотрела, и он позвал ее, тихо повторяя:

– Помоги мне, Роза, пожалуйста…

– Посмотри ему в глаза, – прошептала Мойра, – посмотри ему в глаза.

Роза осторожно шагнула в комнату, и он взмолился:

– Развяжи меня, Роза, пожалуйста…

Она вытолкнула Мойру из комнаты, но, закрывая дверь, все же не удержалась и взглянула на него.

Он позвал ее в последний раз:

– Роза! – И умолк.

Роза села рядом с мамой.

– Я заходила к нему. Ты слышала, как он меня звал?

– Да, да, я слышала.

– Знаешь, мама, Джонни мне очень нравился.

Тереза взяла дочь за руку. Это был жест не сочувствия, а понимания. Ей тоже нравился Джонни, но он оказался совсем не тем человеком, за которого они его принимали.

В гостиную вошла София и плотно притворила дверь.

– Где мама? – спросила она, взглянув на пустое кресло у камина.

– У себя. Она хочет побыть одна.

София кивнула, раскрыла шторы на окне и встала спиной к женщинам, уткнувшись лбом в ледяное стекло.

После долгого молчания она тихо сказала:

– Мы похороним его в саду. Я отметила место под деревом, там земля не такая твердая. В гараже есть лопаты. Нам надо аккуратно снять верхний слой, траву, а потом опять уложить… – Она обернулась к ним. – Вы понимаете, о чем я говорю?

Терезу трясло.

– Ты хочешь… – проговорила она дрожащим голосом. – И кто это сделает?

Лицо Софии напоминало застывшую маску.

– Убью его я. Одна. Но похороним его мы – все вместе.

Мойра и Роза шли по лужайке, оставляя четкие следы на заснеженной дорожке – там, где до этого проложила след София. Встав рядом с деревом, они увидели площадку под могилу, которую София отчертила каблуком туфли.