определить широкий структурный контекст, который подразумевается под гегемонией. Никто уже не мечтал об ушедшем освободительном периоде, когда представлялась великая латиноамериканская федерация, формирующаяся по образцу Соединенных Штатов. Скорее, моделью стала европейская дипломатия, в рамках которой можно было заключать тайные договоры, но никаких наднациональных форм организации не возникало - даже латиноамериканского "концерта". По сравнению с кульминационными моментами военного противостояния европейцев, страны Латинской Америки в XIX веке уживались друг с другом довольно мирно. Отсутствие настоящих великих держав стало в этом отношении скорее благом, чем недостатком для континента. С другой стороны, Южная Америка осталась без государств и вооруженных сил, способных противостоять растущему доминированию США.

Послание президента Монро - "Америка для американцев!" - стало "доктриной" и достигло максимального эффекта только через несколько десятилетий после поражения Франции в Мексике в 1867 году. В Венесуэльском кризисе 1895-96 гг. Соединенные Штаты впервые использовали угрозу войны для утверждения своих претензий на лидерство (против британских) и к югу от Центральноамериканского перешейка. В 1904 г. президент Теодор Рузвельт дополнил "доктрину Монро" следствием, согласно которому Соединенные Штаты заявили о своем праве на "цивилизующее" вмешательство в любой точке Южной Америки. Это фактически перевернуло идею Монро: он защищал латиноамериканские революции, тогда как Рузвельт теперь хотел действовать против них; он стремился оградить Южную Америку от армий, тогда как Рузвельт смотрел на превосходство североамериканского оружия. Королларий Рузвельта лишь закрепил существующую практику: За 1898-1902 гг. американские войска уже двадцать раз вмешивались в дела Латинской Америки.

В 1890-е годы сформировалась не полноценная американская система государств, а, скорее, не очень доброжелательная гегемония - "односторонность", если говорить современным языком, - осуществляемая превосходящими в экономическом и военном отношении Соединенными Штатами. Однако зачастую это оставалось лишь латентным: Вашингтон не мог довести до конца все свои цели. Например, различные режимы в Бразилии поддерживали хорошие отношения с США, не предоставляя им желаемых экономических привилегий. Так и не была реализована идея создания панамериканской зоны свободной торговли. Следует также признать, что, в отличие от Азии и Африки и отчасти благодаря "зонтику" США, Латинская Америка избежала участия в двух мировых войнах. В XIX веке две страны Северной Америки также не представляли собой "систему", соответствующую европейской модели. Более важным было соглашение 1817 года о демилитаризации Великих озер - ранний пример двустороннего разоружения. После окончательного урегулирования всех пограничных вопросов в 1842 году между Соединенными Штатами и Британской Канадой установились прохладные, но мирные отношения, ставшие зоной спокойствия в бурной международной истории XIX века.

 

Азия

В других частях света европейцы столкнулись с более древними государственными образованиями, которые они не смогли или не захотели переломить. В Южной Азии в XVIII в. французы и англичане (а в конечном итоге только последние) вступили в игру за власть вместе с государствами, пришедшими на смену империи Моголов. Британское завоевание Индии можно объяснить только как захват власти изнутри индийского мира государств, подкрепленный военными и административными формами организации, которые британцы привезли с собой или разработали и опробовали на месте. В условиях полного британского господства, т.е. после аннексии Пенджаба в 1849 г., в индийских государствах существовала лишь видимость плюрализма. Около пятисот оставшихся княжеств, где Ост-Индская компания, а после 1858 г. и британская корона не осуществляли прямого правления, не могли проводить независимую внешнюю или военную политику. Махараджа, перешедший на сторону русских, например, был бы немедленно смещен со своего поста. Любое престолонаследие требовало одобрения колониальных властей. Британцы также тщательно следили за тем, чтобы горизонтальные связи между княжествами были как можно более слабыми. Всеиндийские княжеские собрания (дурбары), которые с 1877 г. проводились через большие промежутки времени с большой церемониальной пышностью, не имели политического содержания и, по сути, являлись псевдофеодальными ритуалами почитания далекого монарха и его (или позже его) наместнических представителей.

В Малайе британцы долгое время действовали в рамках плюралистического мира местных княжеств, которые никогда не знали всеобъемлющего имперского господства, подобного господству моголов в Индии. В 1896 г. четыре штата на восточном побережье полуострова стали Федеративными Малайскими Штатами со столицей в Куала-Лумпуре; кроме того, существовали Нефедеративные Малайские Штаты и Поселения Проливов. До японского вторжения в 1941 году единой административной структуры для всей Британской Малайи не существовало. Аннексия была методом, который британцы использовали более осторожно, чем, например, в Африке, и их "резиденты" еще долго обучались искусству дипломатии при дворах малайских султанов. Одна из причин этого заключалась в том, что в Юго-Восточной Азии представители британской короны в основном контролировали события, и субимпериализм, подобный ранней Ост-Индской компании в Индии или Сесилу Родсу на юге Африки, не играл большой роли. В значительной степени различные государства были независимы только на бумаге, но плюрализм доколониального правления не был полностью сметен. Тем не менее после обретения независимости жизнь в него не вдохнули. От лоскутного одеяла колониального периода после 1960-х годов остались лишь два суверенных государства: Малайзия и Сингапур.

Индокитай же после окончания французского владычества вновь распался на три исторических образования - Вьетнам, Лаос и Камбоджу. Если к ним добавить Бирму и Сиам, ставшие крупными державами к концу XVIII в. то можно сделать неожиданный вывод: эпоха колониализма не изменила принципиально доколониальную конфигурацию государств в материковой части Юго-Восточной Азии. Пентархия, возникшая более или менее одновременно с приходом европейцев, существует и по сей день.

В Китае и Японии европейцы и североамериканцы столкнулись с очень сложными политическими системами, которые не удалось подчинить колониальному господству. Япония никогда не была жестко интегрирована в какой-либо международный порядок. Она никогда не была частью крупной империи, а тем более системы примерно равных по силе государств, подобных тем, что сложились в ранней современной Европе или в Индии и Малайе XVIII века. Даже после того, как в 1630-х годах Япония замкнулась в себе, она поддерживала интенсивные торговые, художественные и научные связи с Китаем и, таким образом, являлась важной составляющей китайского миропорядка. Однако позднее открытие Японии должно было привести к особенно драматичному "столкновению цивилизаций". До прибытия коммодора Перри в 1853 г. японцы знали кое-что о международной политике Европы, но только на теоретическом уровне; опыта дипломатических отношений с другими странами у них практически не было.

Процесс "открытия" проходил относительно мягкими методами: Япония не была побеждена военным путем и не подверглась оккупационному режиму (как это было после 1945 г.). Соединенные Штаты, а также Великобритания, сразу же за ними и вскоре возглавившая процесс, обеспечили доступ в островное королевство для своих граждан и торговые концессии, уже знакомые по другим странам мира в 1850-х годах (Харрисский