Но когда речь зашла о регулировании финансовых рынков страны, чтобы сделать систему более стабильной, рецепт левых провалился. Доказательства не показали, что ограничение размеров американских банков предотвратило бы недавний кризис или необходимость федерального вмешательства, когда система начала разваливаться. Активы JPMorgan превосходят активы Bear Stearns и Lehman Brothers, но именно ставки этих небольших компаний на секьюритизированные субстандартные ипотечные кредиты с высоким уровнем левериджа вызвали панику. Последний крупный финансовый кризис в США, случившийся в 1980-х годах, вообще не был связан с крупными банками; вместо этого система была потрясена потоком высокорискованных кредитов, выданных тысячами небольших, плохо капитализированных региональных ссудо-сберегательных ассоциаций (S&Ls) в городах и небольших поселках по всей стране. Учитывая масштабы их деятельности, мы считали, что регуляторам имеет смысл уделять повышенное внимание таким мега-банкам, как Citi или Bank of America, но сокращение их активов вдвое ничего не изменит. А поскольку банковский сектор большинства европейских и азиатских стран на самом деле более концентрирован, чем у нас, ограничение размеров американских банков поставит их в невыгодное положение на международном рынке, и все это без устранения общего риска для системы.

По аналогичным причинам рост небанковского финансового сектора сделал различие между инвестиционными банками и коммерческими банками, застрахованными FDIC, по Глассу-Стиголлу в значительной степени устаревшим. Крупнейшие игроки на рынке субстандартных ипотечных ценных бумаг — AIG, Lehman, Bear, Merrill, а также Fannie и Freddie — не были коммерческими банками, обеспеченными федеральными гарантиями. Инвесторов не волновало отсутствие гарантий, и они все равно влили в них столько денег, что вся финансовая система оказалась под угрозой, когда они начали терпеть крах. И наоборот, традиционные банки, застрахованные FDIC, такие как Washington Mutual и IndyMac, попали в беду не из-за того, что вели себя как инвестиционные банки и писали высокодоходные ценные бумаги, а из-за того, что выдавали тонны субстандартных кредитов неквалифицированным покупателям, чтобы увеличить свои доходы. Учитывая то, как легко теперь перетекает капитал между различными финансовыми организациями в поисках более высокой прибыли, стабилизация системы потребовала от нас сосредоточиться на рискованной практике, которую мы пытались обуздать, а не на типе соответствующего учреждения.

А потом была политика. В Сенате у нас не было и близко голосов для возрождения закона Гласса-Стиголла или принятия закона о сокращении американских банков, так же как не было голосов для создания однопользовательской системы здравоохранения. Даже в Палате представителей демократы были обеспокоены любым восприятием чрезмерного влияния, особенно если это заставит финансовые рынки снова упереться рогом и ухудшит состояние экономики. "Мои избиратели сейчас ненавидят Уолл-стрит, господин президент, — сказал мне один демократ из пригорода, — но они не подписывались на полный развал". Возможно, Рузвельт когда-то и получил мандат от избирателей на то, чтобы попробовать все, включая реструктуризацию американского капитализма, после трех изнурительных лет Депрессии, но отчасти потому, что мы не дали ситуации стать настолько плохой, наш мандат на изменения стал гораздо более узким. Я полагал, что наш лучший шанс расширить этот мандат — одержать несколько побед, пока есть возможность.

В июне 2009 года, после нескольких месяцев доработки, наш законопроект о финансовой реформе был готов к передаче в Конгресс. И хотя он не содержал всех положений, которых так ждали левые, он оставался масштабной амбициозной попыткой переделать нормативные акты двадцатого века для экономики двадцать первого века.

В основе пакета было предложение увеличить процент капитала, который должны были иметь все финансовые учреждения "системного" значения — как банки, так и небанковские учреждения. Увеличение капитала означало уменьшение заимствований для финансирования рискованных ставок. Повышение ликвидности означает, что эти учреждения смогут лучше противостоять внезапному разгрому во время рыночного спада. Принуждение основных игроков Уолл-стрит к поддержанию большей капитальной подушки безопасности на случай убытков укрепит систему в целом; а чтобы убедиться в том, что эти учреждения соответствуют своим требованиям, они должны будут регулярно проходить стресс-тесты, которые мы применяли в разгар кризиса.

Далее нам нужен был официальный механизм, позволяющий любой отдельной компании, независимо от ее размера, потерпеть крах упорядоченным образом, чтобы не заразить всю систему. FDIC уже имеет право провести любой банк, застрахованный на федеральном уровне, через процедуру структурированного банкротства, с правилами, регулирующими ликвидацию активов и распределение оставшегося имущества между претендентами. Наш законопроект наделяет ФРС аналогичными "полномочиями по урегулированию" в отношении всех системно важных учреждений, независимо от того, являются ли они банками или нет.

Для повышения последовательности правоприменения мы предложили упорядочить функции и обязанности различных федеральных агентств. Для более быстрого реагирования в случае серьезных сбоев на рынке мы формализовали полномочия для многих чрезвычайных мер — "пена на взлетно-посадочной полосе", как назвала их наша экономическая команда, — которые ФРС и Казначейство применяли во время недавнего кризиса. А чтобы поймать потенциальные проблемы до того, как они выйдут из-под контроля, наш законопроект ужесточил правила, регулирующие специализированные рынки, которые составляют большую часть водопровода финансовой системы. Мы уделили особое внимание покупке и продаже деривативов, этих зачастую непроницаемых форм ценных бумаг, которые способствовали увеличению убытков во всей системе после краха рынка субстандартных ипотечных кредитов. У деривативов было законное применение — всевозможные компании использовали их для хеджирования своих рисков против резких колебаний цен на валюту или товары. Но они также предлагают безответственным трейдерам одни из самых больших возможностей для азартных игр с высокими ставками, которые подвергают риску всю систему. Наши реформы позволят перевести большинство таких операций на публичную биржу, что позволит установить более четкие правила и усилить контроль.

Большая часть этих предложений носила сугубо технический характер, затрагивая те аспекты финансовой системы, которые были скрыты от глаз общественности. Но был последний элемент нашего законопроекта, который имел меньше отношения к высоким финансам и больше — к повседневной жизни людей. Кризис на Уолл-стрит не мог бы произойти без бурного роста субстандартного ипотечного кредитования. И хотя многие из этих кредитов были выданы искушенным заемщикам — тем, кто понимал риски, связанные с ипотекой с регулируемой ставкой и шаровыми платежами, когда они переворачивали кондоминиумы во Флориде или покупали дома для отдыха в Аризоне — больший процент был продан семьям рабочего класса, многие из которых были чернокожими и латиноамериканцами, людям, которые верили, что они наконец-то получили доступ к американской мечте, только для того, чтобы увидеть, как их дома и их сбережения отбирают в процессе лишения права собственности.

Неспособность защитить потребителей от недобросовестной или вводящей в заблуждение практики кредитования не ограничивалась ипотекой. Миллионы американцев, которым постоянно не хватало денег, как бы усердно