оставим ужин у вас на столе! — откликается грубый мужской голос, — у вас есть еще какие-нибудь пожелания?

— Нет! — твердо отвечаю я. Все мои пожелания это как можно скорее выбраться отсюда. Увы, вслух их произносить не следует.

— Хорошо! Спокойной ночи, госпожа Дори!

Когда дверь закрывается, я выплываю из ванной, прекрасная как божий день, с тюрбаном из куска тяжелой ткани на голове. Выплываю, чтобы в краткое мгновение, в самый мизерный отрезок секунды осознать, что все, о чем я мучительно размышляла. Все решения моих проблем, все ключи от запертых дверей, все это время были на расстоянии вытянутой руки. И та мысль, которая посетила мою голову, долгое время терялась в слезливых размышлениях. В глупых жалобах и нытье. Что показывает, насколько я размякла и поглупела от чего-то, вместо того, чтобы просто протянуть руку и сделать.

немного о мечтах

дата публикации:09.02.2024

Я карабкаюсь по уделанной в жидкую грязь грубой лесенке, а затем выглядываю из окопа. Приподнимаю голову над бруствером, щедро усеянным латунными гильзами. Дурацким фальшивым золотом вспыхивающими под светом ракет.

С той стороны лениво тянет полосами тумана, цепляющимися за изломанную рухлядь и проволочные на нейтральной полосе. Несет странным холодным запахом зимы, разбавленным кислой вонью кордита.

— Людвиг! — капрал Кроль трется у моих ног, — хочешь получить дыру в голове на Рождество?

Он сплевывает, роется в кармане шинели и, приподняв фуражку, вытирает лысину грязным платком. В сумерках кожа на его голове напоминает кожу мертвеца. Платок оставляет на ней грязные разводы.

— Никак нет, герр фельдмаршал! — рапортую я, — жду, когда святой Николай подарит мне сигарет!

Мой товарищ бормочет, что неплохо было бы, если бы дед подарил мне немного мозгов и уважения к старшим по званию. И будь я проклят, если герр капрал не закатает мне сейчас взыскание за то, что я паясничаю. На его взыскание мне плевать и я с ангельским терпением выслушиваю недовольное бурчание, раздающееся из-под подошв. С моим товарищем всегда так, он недоволен всем на свете. Мир устроен совсем иначе, чем он себе навоображал. У него в друзьях сплошные придурки, а он хотел бы общаться с достойными людьми.

— Брось, Георг! — говорю я, — есть сигарета?

Он кивает и сопит. Я спускаюсь к нему, и мы молча курим, выпуская серый дым в холодный воздух. Георг мечтает стать гробовщиком. По его мнению, это самое выгодное занятие по нынешним временам. Люди мрут как мухи и кому-то надо делать на этом деньги. Каждый раз, когда речь заходит о смерти, он с жаром начинает подсчитывать, сколько можно было бы на этом заработать.

— Гробы, Людвиг! Знаешь, сколько сейчас стоят гробы?

Покосившись на него, я пожимаю плечами и вздыхаю. Начинается.

— Дерево! Ткань! Можно взять бархат! Можно полированные доски! Три цены! Нет, четыре! Клянусь тебе, за полгода можно заработать на дом и жениться.

Его глаза поблескивают в сигаретном дыму, была б его воля, он бы всех похоронил. Я сочувственно киваю. Конечно, дорогой друг! Четыре цены и жена. В наших карманах табачная труха и немного сухарей. За нашими спинами воронки и грязь.

Тут она повсюду: на оружии, на подошвах, одежде, в закопченном котелке, в котором плавает червивая брюква, в кружках кофе из цикория. Щедро покрывает все вокруг, блестит густой нефтяной пленкой пятнами в лабиринте нейтральной полосы. Под неверным, прерывистым светом болтающихся на парашютиках осветительных ракет. На ней четко видны петляющие заячьими тропами отпечатки, следы наших отчаянных атак. Много следов ведущих во мрак. В пустоту. И ни одного оттуда. Словно нам все надоело, мы встали и ушли.

Впрочем, я знаю, что это не так. Где-то там Вайгль, нелепо растянувшийся на проволоке. Наклонившийся над жирной грязью, будто увидал в ней что-то интересное. Рыжий весельчак Вайгль никуда не ушел. По его грязной серой спине ползает острый химический свет, от которого становится холодно.

От скуки, мы с Георгом забираемся наверх. В темени на той стороне остро очерченной паутиной проволочных взмывает осветительная ракета. Роняет искры, сердито вспыхивает, будто сердится на сумрак и грязь. Сердится на нас, потому что мы тут немного насвинячили и никак не можем убрать за собой.

— Когда все закончится, Людвиг, — говорит капрал Кроль и осекается. Когда все закончится. Нам кажется, что все это сон. Кошмар из которого один выход проснуться. Достаточно открыть глаза. Но это никак не удается, потому что мы боимся. Боимся того, что открыв их, не будем знать, где окажемся. Мы не знаем кто мы на самом деле.

— Когда все закончится, — повторяет Георг и прищуривается, — как думаешь, мы сможем пожать руку тем ребятам? Этим инзелафн, что сидят на той стороне.

— Сначала набьем им морды, — предлагаю я. — Они орут нам про варежки каждый раз. Это обидно, согласись.

Помедлив капрал, опускает голову, пытаясь прочесть надпись на пряжке ремня. А потом кивает. Гот мит Унз и митенки, обидное сравнение, он с этим полностью согласен.

— Только бы не встретится с кем-нибудь здоровенным, — озабоченно изрекает он. — Слышал, они питаются намного лучше нас.

Мы дрожим от пронизывающего холода и думаем о еде. Думаем о том, что сегодня Рождество и нам нечем набить животы.

Оса в муравейнике

дата публикации:21.02.2024

Тележка тихонько поскрипывает, когда я толкаю ее вперед. Маленькая аккуратная тележка со странной машинкой сверху, опутанной проводами будто паутиной. В проходной комнатке, в которую я попала, как только выбралась из своей клетки, они были на любой вкус. Большие, маленькие, из стекла, из пластика, металла. Блестящие, матовые: немые свидетельства бесплодных усилий очкастого прохвоста доктора Зогу. Я выбрала самую легкую, при случае ее можно было разогнать и толкнуть в ноги противника, не прилагая особых усилий.

Шагая по белым коридорам Харидвара, я совсем не отличаюсь от снующих здесь людей. Никто не обращает на факт моего присутствия тут внимания, словно я еще один муравей в огромном муравейнике. В огромном муравейнике полном колдунов. Прекрасное маленькое насекомое, спешащее по одному важному только для него делу: в