горой бумаг на столе. С чем-нибудь действительно важным. Таким, о чем она не может и подумать. А может, ссорится с женщиной как парочка в углу? Сидевший там парень был ничего, даже симпатичный, но Олька понимала, что он врет. Врет неумело и глупо, правда легко читалась в глазах.

Для этого не было нужды особо приглядываться. Он пытался смотреть твердо, получалось очень плохо. Выдерживал три-четыре секунды и отворачивался. Будто баночки со специями и сезонное меню были интереснее разговора. Его собеседница сидела спиной, из-под небрежно повязанной косынки торчали цветные дреды. Лица не было видно, но нервные движения выдавали растерянность и отчаяние. Слабый солнечный свет лился с улицы, разделял ссорившихся, полз по столу, светил парню в лицо, оставляя ее в тени.

— Я с ней вообще не был.

— Да иди ты на хер! Мне Ирка все рассказала.

— Ты совсем дура? Ирку не знаешь? Я пиво пил с Костяном.

— Пиво он пил… Сссука…

Олька намотала на лапшу на вилку, пахло вкусно. К макаронинам липли зерна кунжута и темные хлопья кинзы. Ничего у них не выйдет, пришло ей в голову. Никогда и ничего. Глупая девочка, зачем он ей был нужен. Что в нем было такого? Правильные черты лица? Голубые блеклые глаза? Сунув лапшу в рот, она принялась задумчиво жевать. Зачем кто-то кому-то нужен, этого она никогда не понимала. Вся эта пестрая химия рассыпалась, если на нее глянуть пристально. Никто никому никогда не был нужен, Олька покачала головой.

— Ирка видела, как ты с ней сосался, блядь. Сосался?

— Пиздит твоя Ирка.

Парень в очередной раз бросил взгляд в сторону, на треугольник сезонного меню. Заинтересованная Олька даже повторила за ним. Взяла в руки ламинированную бумагу и рассмотрела. Ничего интересного — смузи «Витаминный», «Тропик», домашний лимонад с огурцом, манты ручной лепки, кебаб из говядины, пицца «Маргарита». Обычное меню корейской забегаловки летящей к полному краху. Ничего такого, что смогло бы ему помочь.

— Я же тебя люблю.

Последний аргумент, наивная попытка защититься, когда катастрофа уже произошла, но ты этого не понимаешь. Универсальный клей для разбитых надежд, который ничего не склеит. Ничего и никогда.

— Тыыы? Любишь!? — собеседница задохнулась. Повисла тишина, Ольке стало неудобно, и она отвернулась. Скользнула глазами по заведению.

Кореянка стояла, опершись локтем на стойку, и внимательно наблюдала за парочкой. На ее лице была написана обычная забота официантов, стол был открыт, и кто будет платить по счету, было пока непонятно. Заметив Олькин взгляд, она приподняла бровь и пожала плечами — «Мужчины все на одно лицо, только мой Ильдарчик другой». Ее другой Ильдарчик торчал рядом в грязном поварском фартуке, перед ним стояла бутылка и две стопки.

Мужчины все на одно лицо, Олька подцепила кусок курицы. Может и так. Ведь у нее в памяти тоже осталось лишь пара друзей. Тех, которых она не забыла спустя час. Тех, с которыми ей вдруг остро захотелось быть.

Олег с болтом в голове, с которым все было ясно. Ее первая большая ошибка. И второй, настоящего имени которого она так и не узнала. Что было очень странно, потому что друзья обычно представлялись настоящими. Почти всегда. И рассказывали про семьи и жизнь. Рассказывали ту, свою версию полуправды, которой хотели верить. Всю ту чепуху, что она обычно пропускала мимо ушей. Второй был не таким. Он ничего не рассказывал.

— Привет, рыжая, меня Максим зовут, — он улыбнулся. — А тебя?

— Олька.

Еще друзья почти никогда не целовали ее в губы. Брезговали, Олька усмехнулась. Тот второй, ее поцеловал. Обнял и поцеловал, словно они встретились после долгой разлуки. Год, два, три. Словно знал ее тысячу лет. Словно ждал только ее. Удивленно ответив ему, она растаяла, что-то почувствовала.

Все было не так как всегда. Он поцеловал ее грудь. А потом неожиданно спустился ниже, к животу. Еще ниже, что было совсем редким исключением. Олька задохнулась, подалась вперед, запустила пальцы в его волосы, прижала к себе, чувствуя уколы щетины внутренней поверхностью бедер.

Потом поднялся и, смахнув ее соки с подбородка, прижал к простыням. Поцеловал. Олька почувствовала, что падает куда-то, летит вниз мимо полок с вареньем. Как в детской книжке, которую когда-то прочла. Он любил ее долго и нежно. Не как другие. Любил, пока на нее не рухнула жужжащая тень, облила беспамятством от кончиков пальцев до затылка. Каждый мускул в теле, каждая связка напряглись и мгновенно расслабились в толчках и сладкой боли внизу живота. Накрытая большой белой волной, она лежала тяжело дыша. Сквозь затухающую пелену слушая отрывки его разговора по телефону. Неисправный динамик хрипло выдавал половину тайн.

— Будет обедать в «Белуге» на Моховой…

— Александровский сад? Понятно.

— … там. Три человека… Мы договорились, Саня? Только без твоих обычных спектаклей.

Договорились, Саня? Олька прислушалась, все было не так. Не по обычному сценарию. Почему ей вдруг стало интересно то, что никогда не интересовало? Почему? Какая разница, как его зовут, если они через час расстанутся, чтобы не встретиться никогда.

— Без этого не получится, там много народа.

— … Сань, я тебя предупредил… шума не надо… не паясничай…

— Хорошо, я буду. Дай мне пару часов.

— … думаю, проблем не будет?

— Никаких, — заверил собеседника Макс. Положив, трубку он поцеловал Ольку и нежно погладил по щеке. — Очнулась? Ты громкая девочка, оказывается.

— Сама не знала, — она пожала плечами и потянулась, — это плохо?

— Нет, — хохотнул он. — Не в этих обстоятельствах.

Олька прикрыла глаза и рассматривала его из-под ресниц. Весь какой-то жилистый, собранный, с двумя шрамами под правой ключицей. Круглыми, неправильной формы впадинами, будто кто-то вырвал кусок мяса. Кто-то нехороший. Еще один шрам тянулся чуть выше поясницы, фиолетовая толстая полоса, выпирающая над поверхностью тела с уколами швов по сторонам.

Макс или Саша? Ей вдруг захотелось подарить ему свое время. Которого вдруг оказалось слишком много для нее одной. Олька отбросила волосы с лица. Он двигался по номеру гостиницы как большой кот. Нежный, мягкий и добрый кот, который знал ее тысячу лет. И ждал только ее. Свой вопрос она так и не задала.

Зато, пока он