– Вместе с големами? – на всякий случай уточнил Трикс.

– Конечно. Первая и третья оперативно-тактическая группа големов уже приданы скирду.

– А вы успеете? – спросил Трикс. – У вас будет всего два дня и одна ночь…

– Успеем, – кивнул Воскресенье. – Ибо мы дали слово, а слово гнома – тверже гранита.

Успокоенный Трикс кивнул. И сказал:

– Я тем временем…

– Мы тем временем! – поправила его Тиана.

– Мы тем временем замаскируемся и проберемся в лагерь кочевников, – решил Трикс. – Скажем, что мы пришли служить Алхазабу. Я так понимаю, что к нему со всего Самаршана приходят, и взрослые, и дети, и мужчины, и женщины. Мы постараемся быть поближе к Прозрачному Богу, и когда он отправит меня, прежнего, в пустыню…

Трикс задумался.

– Ты нанесешь ему коварный удар ассасина? – предположил Вторник.

– Обрушишь на него ужасающее заклинание? – спросил Пятница.

– Вызовешь на честный поединок? – высказал догадку Суббота.

– Пока еще не знаю, – признался Трикс. – Но у меня еще есть время, чтобы над этим подумать. Это должно быть что-то неожиданное и смертоносное… что-то, пострашнее боевой метлы или огненного шара.

– Ты учти, – смущенно сказал Понедельник. – Скирд готов умереть в бою, и големы не знают сомнений. Если надо – мы разгоним кочевников до самых краев пустыни. Если потребуется – вступим в бой с магом. Но если волшебство Прозрачного Бога и впрямь так сильно, как говорят, то даже мы, гномы, окажемся ему подвержены.

– Это означает, что вы должны будете разогнать охрану Алхазаба и не дать кочевникам наброситься на меня, – кивнул Трикс. – А с Прозрачным Богом я должен справиться сам.

Старейшины закивали.

– Я знаю, – сказал Трикс. – Не беспокойтесь, пожалуйста. Я не стану требовать от вас невыполнимого.

– Невыполнимого вообще нельзя требовать, – сказал Суббота. – Ни от кого.

– Неправда, – ответил Трикс. – Невыполнимое можно требовать, но только от себя.

Путь на поверхность оказался куда проще, чем спуск. Груя с подругами провела ребят в дальний конец пещеры, где в скальную породу была врезана массивная стальная дверь. Огромные засовы держали ее закрытой.

– Это один из выходов на поверхность, – сказала Груя. – Он не использовался уже тысячу лет… но механизм должен быть в порядке.

Она указала на высеченную в камне надпись:

КЛЕТЬ ГРУЗО-ПАССАЖИРСКАЯ. Вместимость – 2000 самородков или 20 гномов в боевом облачении. Не использовать гномам моложе 150 лет без разрешения взрослых! При входе в клеть вначале войдите сами, затем вкатите тележки, при выходе – вначале выкатите тележки, потом выходите сами!

НЕ ДОПУСКАТЬ ЗАЩЕМЛЕНИЯ БОРОД, ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ И ДОСТОИНСТВА!

За повреждение клети – три года рудничных работ! Срок проверки – один раз в 1500 лет. Берегите клеть! Клеть сохраняет ваше здоровье!

– А ключ? – спросил Трикс.

Вместо ответа Груя наклонилась и приподняла изящную терракотовую плиту, установленную перед дверью. Под плитой лежал длинный ключ сложной формы.

– Встретимся наверху, – открывая дверь, сказала Груя. – Мы вместе сразимся… и вместе победим!

– Победим! – звякнув кайлами о броню, поддержали ее подруги.

– Спасибо, Груя, – сказал Трикс.

– Спасибо и вам, – кивнула Груя. – Тебе, Умный, тебе, Учтивый, и тебе, Иногда Носящая Белое Платье! Я всегда мечтала увидеть настоящее Белое Платье!

С этими словами Груя привстала на цыпочки и крепко поцеловала Трикса в подбородок. Трикс смутился, но, к счастью, Груя тут же поцеловала и Тиану (та даже наклонилась, чтобы гномихе было удобнее), и Халанбери.

– Идите, – вытирая выступившие на глазах слезы, сказала Груя. – Идите, а то я что-то расчувствовалась…

Ребята смущенно вошли в дверь. За ней и впрямь оказалась прочная просторная клеть – только потолок был низковат. На стене медленно, с шипением разгорался газовый фонарь. Возле двери торчали две рукоятки, над одной было написано «ГОРОД», над другой «ПОВЕРХНОСТЬ». Рукоятки почему-то были закопченные, будто какой-то хулиган жег их спичками.

– Мы обязательно победим! – пообещал Трикс, у которого тоже защипало глаза – то ли от волнения, то ли от подтекающего из лампы газа. И твердо нажал на рукоять «ПОВЕРХНОСТЬ».

С лязганьем сошлись решетчатые дверцы клети. Закрылась железная дверь, за которой толпились гномы. Где-то зажурчала вода, заскрипели шкивы, загремели зубчатые колеса.

И клеть поползла вверх.

К вечеру того же дня, едва начало смеркаться, к шатру бедного пастуха Хамуда (любой пастух, у которого меньше ста овец и пяти верблюдов, в пустыне считается бедным – ведь прокормить двух-трех жен и десяток детей не так-то просто) пришли из пустыни три удивительных человека. Один был стройным юношей с добрыми, но серьезными глазами, какие бывают у людей, перенесших не по возрасту много приключений, но вышедших из них достойно и успешно. Другой юноша был хрупок, белокур и так симпатичен, что Хамуд посчитал бы его девушкой, не будь он одет в мужскую одежду, что для девушки немыслимо. «Ай-яй-яй, – подумал Хамуд, с огорчением глядя на юношу. – А девкой был бы краше!» Третий был совсем еще мальчишкой и потому внимания не заслуживал. Однако Хамуд, как подобает настоящему кочевнику, к шатру которого пришли незнакомцы, вежливо поклонился гостям, велел женам принести чистой воды, дочерям – кислого забродившего верблюжьего молока, шубата, а сыновьям – зарезать овцу, ту, черную, которая два дня назад подвернула ногу, наступив в сусличью нору, и все никак не могла оправиться. На вид неожиданные гости были светлокожими и слишком уж чистенькими, но говорили на самаршанском так хорошо, что никак не могли быть чужестранцами. Только мальчишка больше молчал, иногда бормоча что-то невразумительное или жизнерадостно говоря «Ага!» Но это разъяснилось легко – по словам юноши с добрыми глазами, в детстве мальчик упал вниз головой с верблюда и с тех пор немного не в себе. Хамуд, прекрасно понимающий, что сумасшедшие угодны всевышнему – ведь не зря же тот милосердно лишил их разума, избавив от тягот земного существования, посочувствовал мальчику и поручил его заботам младших сыновей. Поскольку у бедного больного ребенка в карманах оказался просто нескончаемый запас халвы, жженого сахара и еще каких-то незнакомых лакомств, то вскоре за ним табуном ходили все дети Хамуда, а временами к ним присоединялась даже младшая жена.

Сам же Хамуд, как подобает хозяину шатра (пусть даже маленького и бедного), сел с юношами у костра и, в ожидании пока старшая жена приготовит плов, попивал шубат и разговаривал с гостями.

Оказалось, что родом юноши из далеких мест. Жили они вблизи соляных озер, дни и ночи помогали родителям добывать соль – что в тех краях делается очень затейливо. Каждый день соледелы купаются в соляных озерах, потом сохнут на солнце, а осевшую на коже соль соскребают друг с друга костяными скребками. Работа эта нетрудная, но соль щиплет кожу и осветляет ее – отчего они и выглядят такими бледными.