высушило утреннюю росу, растопило туманную дымку, оставшуюся невесомым покрывалом лишь высоко в горах. Парило. И все чаще налетал ветер, так что грозы не должно было бы быть, просто не успевали собраться тучи.

– Вы идите к реке, старший – Альваро, – наконец, принял решение Егор. – Не торопитесь, по пути тщательно осматривайте все… Только вот кричать, я полагаю, не надо.

– Да, не стоит – там опасные места, – гордый назначением Альваро довольно цыкнул через выбитый зуб. – Можете не волноваться, сеньор, все будет сделано четко и скрытно.

– А я и не сомневаюсь, – спрятав улыбку, Вожников придержал за локоть одного из парней – Рыбину. – Постой-ка, дружище Энрике. Ты что-то там говорил про цветы?

Рыбина – нескладный подросток с угрюмым некрасивым лицом и потухшим, словно у снулой рыбы, взглядом – с удивлением оглянулся:

– Да, говорил. Они там растут, на круче… ну, Малыш вчера приносил…

– Идем. Покажешь, – тут же распорядился князь. – Осмотрим все, а потом остальных нагоним. Вперед!

– Угу, – Энрике с готовностью поклонился и утробно высморкался. – Готов за вами идти куда угодно, благородный сеньор!

Сказал и, отвернувшись, показал Беззубому язык, думая, что «благородный сеньор» не заметит. А сеньор заметил, он вообще всегда все замечал или, уж по крайней мере, старался. Заметил и сейчас… и про себя улыбнулся, отметив, что даже такой внешне угрюмый и неприятный тип, как Рыбина, все же определенным чувством юмора обладает. А значит – далеко не дурак. И цветы, вот, заметил.

– Ну, долго еще?

– Вон, господин, у той скалы. Прямо вот тут, по тропке… А вот и цветы!

– Ага, вижу, вижу, – присмотревшись, улыбнулся Егор. – Гладиолусы.

– Что, сеньор?

– Или маргаритки… Шучу! Сам-то знаешь, что за цветы?

– Думаю, что это ромашки, сеньор.

– Ромашки я и без тебя вижу.

– А рядом, похоже, ирисы. Да! Малыш такой же цветок и приносил… кажется…

– Кажется?

– Да уже темновато было.

– Постой-ка…

Князь наклонился, подняв их травы шелуху:

– А это что еще за мусор?

– Семечки, – Рыбина хмыкнул в кулак. – Тыквенные, сушеные…

– Ага, ага, – внимательно осматривая тропинку, протянул молодой человек. – И кто же это, интересно, их тут сушил?

– Да кто угодно, сеньор! – Энрике уже едва сдерживался, чтобы не рассмеяться в голос, что оказалось бы крайне невежливо, а казаться невежливым Рыбина не хотел.

– Кто угодно – паломники, рыбаки, охотники… Семечки ведь много не весят: возьми с собой в дорогу да щелкай, все не так жрать охота, ага. Вон, еще шелуха, а тут…

Парень вдруг опустился на колени и заводил носом, словно гончая, почуявшая след.

– Что такое? – заинтересованно склонился Егор.

– Камень плохо лежит, – Рыбина уверенно ткнул пальцем. – Вот этот. Как-то не так.

– Что значит – не так?

– Так он не такой уж большой и тяжелый, а лежит ровно посреди тропы, – пояснил парень. – А тропа-то – нахожена, давно б его кто-нибудь в расщелину скинул, ага! А ну-ка…

Вожников еще ничего не успел даже подумать, как Энрике, вскочив на ноги, с размаху пнул каменюку, и тот, слетев с тропинки, подпрыгивая, покатился вниз, да угодил прямо в ручей, подняв тучею брызги.

– Вот так и было бы, сеньор! – уперев руки в бока, довольно доложил юноша. – Всеми святыми клянусь.

– С чего ж он тогда здесь лежал? Кто-то что-то скрыл… – присев, князь погладил каменистую землю рукою… нащупав что-то липкое… – Кровь?

– Точно кровь, сеньор! – полизав странные пятна, закивал Рыбина. – Всеми святыми кля…

– Да хватит уже клясться! – Вожников взволнованно указал вниз, в расщелину. – А ну-ка, спустись, глянь – что там?

Бывший гопник тотчас же исполнил приказанное, ухнув в расщелину с такой прытью, что князь уже стал всерьез опасаться – не разбил бы дружище Энрике голову! Не разбил. Спускался ловко, видать, с детства по горам лазил, и сейчас еще не потерял сноровки. Спустился, искал – можно сказать, носом землю рыл и под каждый камень да кустик заглядывал. И не нашел – ни-че-го!

– Нет, сеньор, – если и убили, так тело сюда не сбросили. Ручей мелок – увидели бы. Наверное, к реке увели.

Вожников недоверчиво покачал головой:

– И кому мог понадобиться нищий мальчишка?

– А кому угодно, сеньор. Его же можно продать маврам! Полсотни золотых как пить дать отвалят… ну, или чуть меньше.

– Ах, вон оно что… – подумав, согласился Егор. – И как же я раньше не догадался? Однако почему тогда кровь?

– Может, для острастки ударили? Чтоб не трепыхался.

– Да нет – крови-то слишком уж много. Боюсь… – оборвав фразу, князь махнул рукой. – Ладно, пошли к реке.

Вскоре путники вышли к реке, все так же несшей свои мутные воды в море, иногда – маясь на разливах бездельем, а иногда – мчась в горных теснинах сокрушающе-бурным потоком.

– На излучине надо смотреть, – покрутив локон, Аманда высказала вполне справедливую мысль.

Князь молча кивнул, и все так и сделали, пройдя пешком по узкой рыбачьей тропе до излучины, широкой, поросшей у самой воды узенькой кромкой шуршащего на ветру камыша. Ничего… никаких трупов, выброшенных течением тел…

– О, Матерь Божья!!!

Охнув, Аманда показал рукой чуть выше, где, на лужайке, над могильным холмиком, высился свежесрубленный крест. Рядом с крестом лежал букетик ирисов…

– Господи… что это? Откуда здесь?

– Бог в помощь, путники!

Егор вскинул глаза, машинально положив ладонь на рукоятку висевшего за поясом ножа. С горного кряжа, на лужайку неспешно спускались вооруженные алебардами и мечами люди, всадники кто – верхом, а кто вел лошадей под уздцы. Незнакомцев было чуть больше дюжины, все мужчины да мускулистые парни, на ком-то даже позвякивала кольчуга, и вообще – все они сильно походили на воинский разъезд. Арагонские караулы!!! Те самые, кого так опасался Егор. Черт побери… вот, поди ж ты, довелось встретиться! Ну да, ну да – разъезд, вон и попоны – полосатые, желто-красные, и плащи… Правда, никакой агрессии воины покуда не проявляли, вели себя вполне мирно, дружелюбно даже. И особо не лезли с расспросами, лишь один – усач в обтянутой зеленым бархатом бригантине – спросил:

– В Монтсеррат?

– Туда, – не сводя глаз с могилы, односложно отозвался Егор.

– Вот и этот бедолага, похоже, к Моренетте спешил, – усатый со вздохом кивнул на крест. – Мы его с час назад закопали. Жалко – молодой, совсем еще мальчик.

– Мальчик?

– Да. Темненький такой. Лет, может, двенадцати. Мы его уже мертвым нашли – вынесло течением. Волки напали… или бродячие псы.

– Или лихие люди, – задумчиво промолвил Вожников и, сам не зная почему, спросил: – Вот мы, по-вашему, не лихие?

– Вы? – усач неожиданно ухмыльнулся. – Нет! Может, вы лично… не знаю, а вот спутники