давно», сердиться ему, Александру, не на кого, никто его не боится. «И чтоб он то слово „обязание“ отставил для того, что то слово не к чести его царского величества превысокому имени! Кроме-де Господа Бога его царское величество обязывать иному некому». И вновь посланники, уже неизвестно в который раз, повторили, чтоб Маврокордато написал по их словам, что «никакой дачи ханом крымским и татаром ныне и впредь и за прошлые годы… не давать». «И Александр говорил, что перемены у него тому слову никакой не будет. И больше-де он им, посланником, говорить о том не станет. И, не простясь, из палаты пошел. Провожали его дворяне, и переводчики, и подьячие на крыльцо и до лошади»[1032].

XIII. Приготовление посольского корабля к обратному пути. Вопрос о возвращающихся в Россию полоняниках

В половине мая 1700 г. был отправлен в Россию корабль «Крепость», на котором посольство прибыло в Константинополь. Пребывание в константинопольских водах русского корабля под командой такого беспокойного капитана, как Памбург, постоянно подавало повод к разного рода недоразумениям; наконец, и отплытие корабля не обошлось без осложнений. Еще 4 марта посланники спрашивали у присланного к ним по делам племянника Маврокордато Дмитрия Мецевита, когда начинается корабельное хождение по Черному морю, на что Меце-вит сказал, что «по Черному морю начинают корабли ходить с половины месяца марта; а преже того корабельного хождения не бывает, потому что до того времени бывают по Черному морю великие бури и жестокие ветры с морозами, и то-де Черное море бывает свирепее Белого моря, а Белое море бывает тишей его»[1033].

На следующий день, 5 марта, посланники отдали приказ капитану Памбургу готовиться к отплытию. Капитан заявил, что «надобно у корабля осмотреть днище и худые места выконопатить накрепко, а, не осмотря и не починя, грузить его невозможно». Для такого осмотра и починки нужны большой деревянный плот и соответствующие припасы, да для погрузки корабля нужны камни, а прежнего балласта в корабле мало. По распоряжению визиря велено было турецкому адмиралу Медзоморту отпустить плот и необходимые припасы, а камни для балласта разрешено было брать на берегу. Посланники приказывали капитану Памбургу, «чтобы он корабль починивал солдатами, а не турскими работными людьми»; приведена была и причина такого приказа: «Чтоб от них (работных людей) в той корабельной починке не было какого в чем подозрения и не осмотрели бы каких худых и неспособных мест, и впредь не было б от них, бусурман, в том посмеяния». Украинцев был, как показывает его откровенное донесение царю тотчас же по приезде в Константинополь[1034], невысокого мнения о постройке корабля, на котором приехал, указывал на его недостатки и боялся насмешливой критики со стороны турецких корабельных мастеров. За плотом и припасами на Терсанскую пристань ездили подьячий Юдин и штурман Христиан Отто в сопровождении посольского пристава капычи-баши. Однако тогда плота и припасов не взяли, так как штурман сказал, что будут корабль чинить позже, когда воздух будет теплее, «а ныне-де еще холодно и починивать корабля невозможно»[1035]. 17 марта корабль стоял еще на воде.

В этот день Дмитрий Мецевит заезжал к послам сказать, что сего числа султан будет у великого визиря на загородном дворе, а от визиря будет возвращаться морем на галере мимо царского корабля; чтоб посланники приказали для почести султану произвести пушечную пальбу. На корабль были посланы посольские дворяне с Гуром Украинцевым во главе, которые затем посланникам доносили, что капитан, получив их, посланничий, приказ, велел на корме, на носу и на райнах корабля распустить флаги и свесить с корабля сукна. «И как салтан возвращался от везиря и шел мимо корабля, и тогда они, дворяне, и все корабельные люди ему, салтану, поклонились, и из пушек и из мелкого ружья была стрельба». Выстрелив, солдаты взбежали на мачты и на райны и прокричали султану виват трижды. «А шел он, салтан, на галере, на которой играла музыка изрядная тихими гласы. Да за тою же галерою плыли многие каюки»[1036].

24 марта чуть было не произошло столкновение между русским кораблем и двумя турецкими кораблями, которые турки выводили из Терсанской пристани проливом мимо русского корабля. Турки, чтобы убрать русский корабль с дороги, хотели обрубить у него якоря, а капитан Памбург, не желавший двинуться с места, грозил стрелять по турецким кораблям из пушек. Об этом эпизоде был разговор на XV конференции 25 марта между Украинцевым и Маврокордато.

Украинцев «говорил ему, Александру, что приходил-де к нему, посланнику, капитан корабельной Петр Памбурх и говорил: вчерашнего-де дня из Терсанской пристани выведены каторгами (т. е. галерами) в Черноморскую проливу два турские, их, корабли, и один-де корабль веден близко царского величества корабля, на котором пришли они, посланники. И с того-де их, гурского, корабля кричали с великим шумом, чтоб тот царского величества корабль свесть в иное место и им дать дорогу. И капитан-де в том им не уступил для того, что корабль их, посланничей, стоял на якоре, а обойтить было им мимо того корабля мочно и пространство в пути было великое. И за такую-де неуступку хотели с того их, турского, корабля у царского величества корабля отрубить якорь и вынимали топоры. А капитан-де за то грозился по них стрелять из пушек. И тот-де корабль стоит и ныне близко того их, посланничья, корабля, и во время погоды опасно, чтоб междо ими не починилось какого вреду. И чтоб он, Александр, о том сказал товарищу своему большому, рейз-эфенди, и тот бы выведеной из Терсанской пристани корабль поставлен был где в ином месте поодаль царского величества от корабля, и впредь бы так чинить и обиду ему, капитану, творить с стороны их, турской, велели они, думные люди, салтанова величества указом заказать». Маврокордато обещал сообщить обо всем этом рейз-эфенди и сказал, что «тот их, турской, корабль от царского корабля будет вскоре отведен, потому что тот их корабль идет в путное шествие на Белое (Средиземное) море, и впредь такие обиды царскому корабельному капитану чинить они, думные люди, салтанова величества указом закажут накрепко».

Но раз речь зашла о капитане Памбурге, Маврокордато не мог удержаться, чтобы не высказать посланникам самого отрицательного взгляда на его поведение, дал ему самую нелестную характеристику и требовал его унять. «Только-де, как они, думные люди, слышат, что и сам тот корабельной капитан Петр Памбурх живет здесь не смирно и чинит многие задоры и драки напрасно. А к тому-де больше всего, что