когда я выступил из Рея, направляясь в Хорасан, отряд, шедший впереди войска и отвечавший за заготовку продовольствия и корма, уже миновал развалины Нишапура и двигался в сторону Туса.

Идя мимо Сабзевара, я видел остатки башен, в свое время сложенных мною из отсеченных голов. Я знал, что до тех пор пока белеют те черепа, никто в Сабзеваре не осмелится поднять мятеж против моего владычества.

Подойдя к Тусу, я увидел его жителей, разбирающих развалины домов и вытаскивающих из под них тела погибших людей. Я узнал, что минувшей ночью в Тусе произошло сильное землетрясение, разрушившее весь город и поскольку в это время все жители спали, то многие погибли под обрушившимися на них крышами и стенами домов.

Я поручил одному из своих военачальников и двум представителям городской управы Туса возглавить работы по восстановлению разрушенных домов и распорядился, чтобы из окрестных деревень собрали строителей и рабочих, и за счет казны оплачивали их труд по восстановлению разрушенного жилья горожан.

В тот момент я подумал, что одной из выгод моей привычки к степной жизни является то, что мне не грозят опасные последствия землетрясения, ибо в этих случаях я всегда нахожусь в открытой местности под сенью полотняного шатра и потому в это время мне не грозит гибель вследствие подземных толчков.

Строительные работы в моем родном городе Кеш были полностью завершены, и как я уже упоминал, я намеревался пригласить всех правителей мира посетить его и быть принятыми в том городе в качестве моих почетных гостей, чтобы они получили возможность полюбоваться тем красивым городом. Я разослал письма с приглашениями сорока двум правителям, которые все, кроме китайского императора, являлись моими данниками и были подвластны мне. Я приглашал их прибыть в Кеш через два года в весеннюю пору.

Я потому разослал приглашения на два года раньше, чтобы те правители в течении оставшегося времени успели устроить все свои неотложные дела. А весну я выбрал потому, что это самое красивое время года в Кеше.

Все правители с благодарностью приняли мое приглашение и прислали свои ответы, заверяя в том, что в указанное время они непременно прибудут в Кеш.

И хотя в Кеше было уже построено много зданий, я велел построить еще сорок два дворца с садами в качестве резиденций для тех гостей, они должны были быть возведены в одном месте, которое будет носить название Белад-уль-Мулюк, то есть — город падишахов.

Китайский же император в ответ на мое приглашение прислал письмо следующего содержания, написанное на уйгурском языке:

«Пусть знает Тимур-бек, выставляющий себя более великим, чем это соответствует действительности, что я есть император Китая, простершегося от Джа-Белкаь до Джа-Белсаъ, под властью которого подданных больше, чем песчинок в пустыне и рыб в море, и когда идет мое войско, земля содрогается от его тяжелой поступи и горы, будь у них ноги, в страхе бежали бы от него.

Как ты смеешь приглашать к себе такого великого падишаха, чтобы показать ему жалкую кучку камней и кирпичей, возложенных тобою друг на друга!

Я настолько велик, что правители мира, желающие удостоиться чести лицезреть мою особу, десять раз целуют землю, прежде чем я дозволяю им приблизиться к подножию своего престола.

Возложив друг на друга несколько камней и кирпичей, ты возгордился и вообразил, что воздвиг великое строение. Между тем, если ты попадешь в Китай и увидишь Великую стену, которую воздвигли мои предки, то увидишь, что ее протяженность составляет тысячи и тысячи фарсангов, и тогда от удивления ты приложишь палец к своим губам.

Эй, Тимур-бек, любой из моих наместников, поставленных управлять провинциями в моей стране, является намного более могущественным и выдающимся, чем ты, и если когда-то тебе удастся сравниться с кем-либо из моих наместников по богатству и могуществу, лишь тогда ты вправе получить мое дозволение приглашать меня в свой дом. А пока ты не достиг тех высот, будет лучше если будешь знать свое место и считать себя одним из моих покорных слуг, а так же не будешь и помышлять о том, чтобы превысить границы и рамки занимаемого тобой положения».

Как только я получил то послание, учитывая, что впереди у меня целых два года до прибытия владык мира на празднества в Кеш, я решил выступить походом на Китай, чтобы доказать его императору мое превосходство над ним. И обо всех последующих событиях я напишу по завершении того похода.

Конец повествования о жизни Тимурпанга,

написанного им самим.

Воспоминания епископа Султанин о Тимурленге

ххх

На этом заканчивается повествование о жизни и делах Тимурленга, написанное им самим. Оно заканчивается тем, что Тимурленг собирается идти в поход против китайского императора. Однако по пути в Китай, в точном соответствии с тем, что он видел во сне (он приводит в своем повествовании описание того сна), его поразил апоплексический удар (т. е. паралич). Пролежав шесть дней, на седьмой он распрощался с жизнью, тело его привезли в Самарканд и похоронили в гробнице, которую он велел построить еще при своей жизни.

В своих воспоминаниях Тимурленг пишет что как-то он отправлял епископа Султании в качестве своего посланника к королю ференгов (т. е. Франции) с пожеланием, чтобы тот предоставил в его распоряжение морские суда. В свою очередь, епископ Султании собственноручно написал свои воспоминания о Тимурленге, и рукопись та ныне хранится в Национальной библиотеке Парижа и мы, как обещали, представляем взору читателя вышеупомянутые мемуары, в общем-то краткие по своему содержанию.

При этом заметим, что создается впечатление о том, что Тимурленг встречался с епископом Султании еще задолго до их встречи в Шаме, виделся с ним, как отмечает в начальной части своих воспоминаний, еще в самой Султании, из чего следует, что к тому времени, когда Тимурленг отправлял его в Европу в качестве своего посла, они уже знали друг друга в течении достаточно долгого времени.

Имя его Тимур-бек, Тимур означает «железо», бек — «властитель», враги же называют его Тимурленгом (то есть «Хромой Тимур») потому, что он хромает на одну ногу, а в Иране его называют еще и «Мири Табам», что означает «повелевающий».

У этого человека было много сыновей, к сегодняшнему же дню их осталось всего двое, одного из которых зовут Миран-шахом, к настоящему времени он прожил сорок лет. Второго сына зовут Сун Хари (епископ Султании употребляет такое написание имени Шахруха — Марсель Брион), которому исполнилось двадцать два года. Остальные же из сыновей Тимурленга погибли в различных боях и от