Проклятый, если с ним что-то случится, эти стервятники совсем сорвутся с цепи, Элла недаром снюхалась с циалианками. Она все понимает и... готовится к вдовству и регентству. Как он раньше этого не видел? Так не выйдет у нее ничего!

2892 год от В.И.

12-й день месяца Сирены.

Эр-Иссар. Эр-Гидал

Как же здесь жарко. Жарко и темно. Он бы отдал полжизни за глоток воды, но воды здесь не было, да и не могло быть. Куда ведет этот ход? Зачем он тут? Где Нгоро? Где все? Как он мог оставить Дженнаха даже на Нгоро? Тот так и не научился понимать лошадей, хотя кое-как умудряется ездить верхом. Яфе обернулся. Бесполезно. В такой тьме можно увидеть лишь огонь. Как жарко! Где он? Как сюда попал? Стоило бежать, обрекая на смерть мудрого Абуну и несчастного Малика, чтобы найти смерть в этой горячей, как дыхание шарка, дыре. Но судьба мужчины висит на его шее, нужно идти. Идти, пока достает сил.

И младший сын калифа Усмана встал и пошел, сам не зная куда. Если придется умирать, то он умрет, делая последний шаг, никто не скажет, что он сдался и забился в смертную нору, как жалкий тушканчик. Неужели где-то есть бассейны с водой, виноградные лозы, небо, синее, как армская эмаль? Как он оказался в этой пещере? Зачем он полез в нее?

Чтобы занять себя хоть чем-то, Яфе постарался вспомнить все, что случилось после того, как его разбудил Малик. Евнух имел тело жабы, но сердце льва. Он знал, что, спасая младшего сына Усмана, убивает себя, но он сделал это. И Яфе принял жизнь из его рук и рук мудрого Абуны, узнавшего о смерти отца и принесшего эту раскаленную, как новая подкова, весть во Дворец Роз. Отец был мертв. Убит, так сказал Абуна, и Яфе знал, чья рука возвела калифа на ложе, где среди шелковых подушек лежала песчаная гара. Умирая, калиф калифов назвал имя нового Повелителя атэвов, но уши, слышавшие его последнюю волю, были на головах врагов. Если бы брат отца и сам Яфе были в Эр-Иссаре, под Наджедом и его мерзкой матерью уже бы подломился Мост Баадука[134]. Но дочь шестихвостой саданши выбрала хорошее время для удара. Замещавший Али Хайван – хороший воин, он исполнит любой приказ калифа, а калифом поспешил себя объявить шакалу подобный Наджед.

Яфе не сомневался: Эр-Иссар, оплакивая сердцем младшего из принцев, поползет лобызать ноги отцеубийцы. Младший из принцев славился своей смелостью, но думать он тоже умел. Сейчас он мог лишь бежать. И он бежал вместе с черным рабом Нгоро по единственной дороге, которая еще оставалась свободна. Сначала им везло, потом одна из ячей закинутой Наджедом сети их все же зацепила. Из десяти убийц не ушел никто, но Яфе был ранен. Они скакали все дальше на юго-восток, пока черная лихорадка не взяла свое. Прежде чем потерять сознание, он приказал Нгоро привязать себя к седлу, но тот нарушил приказ, иначе как Яфе оказался бы в этой пещере.

Нгоро не мог его бросить, значит, он в бреду ушел сам. Даже Абуна не говорил ему о местах, подобных этому. Жара и жажда сводили с ума, но он еще мог идти. Рана в спине, рана, нанесенная рукой труса, больше не болела, лихорадка прошла, сделав свое дело. Он заблудился и потерял коня и единственного друга. Но нет беды, которую нельзя убить, если не испугаться. Яфе вскинул голову, почувствовав легкое дуновенье ветра. Дорога пошла в гору. Теперь справа высилась стена, слева была пропасть. Принц шел по узкой тропе, тщательно пробуя ногой ее крепость. Ветер становился все сильнее, приятно холодя лицо. Жара отступила, но пить хотелось по-прежнему. Наконец наверху что-то блеснуло. Звезда! Что бы ни случилось, но умрет он не как жалкая ящерица, заползшая под камни. Еще одно усилие, и Яфе оказался на вершине какой-то горы. В зените стояло созвездие Иноходца, резкий ветер бил в лицо, внизу клубилась вязкая мгла, но небо оставалось чистым. Яфе привалился спиной к прохладному валуну, гадая, что ему делать: спуститься поискать какой-нибудь родник или дождаться утра, чтобы оглядеться и, может быть, увидеть лагерь Нгоро.

Из раздумий принца вывел странный синий свет, вспыхнувший за грядой камней. Он не казался опасным. Да и чего было бояться здесь, кроме хищников и воинов Наджеда, но ни те, ни другие не умели зажигать синий огонь. Яфе пошел на свет и обнаружил бьющий из скалы родник и возле него двоих.

– Напейся, внук моего отца. – Калиф смотрел на сына с одобрением и гордостью. Неужели Малик и Абуна ошиблись, и отцу удалось спастись? Но это потом, потом... Яфе приник к воде, необычайно холодной и вкусной. Он бы пил до бесконечности, не скажи чей-то властный голос «довольно». Младший из сыновей Усмана оторвался от родника и увидел человека в синих одеждах калифа. Яфе никогда не видел великого Майхуба, но отчего-то понял, что это он. Значит, он все-таки умер, а Мост Баадука на самом деле не мост, а ход сквозь раскаленную скалу?

2892 год от В.И.

12-й день месяца Сирены.

Эр-Атев, Гидалская обитель

– Ваше преподобие, у дверей обители путники, они просят убежища...

– Пусть войдут. – Иоанн, настоятель монастыря Святого Эрасти Гидалского, хотел вновь углубиться в старинную книгу, но, видя, что принесший новость инок не уходит, отложил фолиант в сторону. – У тебя вызывают сомнения наши гости? Почему? Кто они?

– Их двое, – выдохнул монах, – и оба язычники. Один из племени атэвов, он тяжело ранен, другой – его слуга, огромный и черный, как страж ада.

– Мы должны оказать помощь страждущему, – твердо произнес настоятель, – а огромный и черный – это, скорее всего, человек из племени мубу[135]. Они не причинят нам зла, пусть им окажут посильную помощь, я сейчас спущусь.

Монах убежал исполнять поручение, настоятель осенил себя Знаком и, тяжело опираясь на Посох святого Иоахимиуса, увитый неувядающими цветами, спустился в келью брата-лекаря. Там на скорбном ложе метался в горячке молодой атэв. Длинные спутанные волосы прилипли к высокому лбу, глаза были закрыты, губы пересохли и потрескались. Над больным хлопотал брат Дамиан, которому помогал молоденький послушник, а в углу на корточках сидел огромный чернокожий человек в белом атэвском одеянии. Предоставив лекарям делать свое дело, настоятель обернулся к нему, и тот вскочил быстро и бесшумно, как огромная кошка.

– Кто ты, сын мой? – Настоятель говорил по-атэвски медленно и доброжелательно.

– Я Нгоро, Черный Леопард из племени Зеленой Реки.

– Кто тот человек, которого ты привез?

– Принц Яфе, сын второй жены калифа Усмана.

Все стало ясно. Настоятель обители, хоть она и стояла в пустыне, был в курсе происходящего в Эр-Атэве. Обитель, хоть и находилась под покровительством калифов, связанных клятвой, данной шесть с лишним сотен лет назад великим Майхубом, вряд ли бы благоденствовала, не будь монахи внимательны не только к делам божеским, но и к человеческим. Владыка Иоанн знал, что покойный калиф Усман долгое время не мог отдать предпочтение кому-то из своих двоих старших сыновей. Сын первой жены принц Наджед был умен, сын второй – смел и весел. Кто знает, к кому из них склонилось бы сердце Льва Атэва, но Усман скоропостижно скончался в собственной постели, возможно, именно потому, что принц Наджед был умен.