Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так что забудьте про науку. Спите спокойно.
Наследование: между чумой и проказой
Не так давно, сразу после начала моей новой, шестой по счету карьеры – теперь писательской, я в очередной раз столкнулся с вопросом о скором конце. Вопрос этот и раньше сталкивался со мной, но с каждой новой карьерой столкновения становились все более чувствительными. Каждая новая карьера убедительно доказывала мне тщетность моих потуг и весьма прозрачно намекала на тот факт, что я давно уже задержался на этом свете. И всякий раз, когда уже готов был согласиться и покинуть этот свет, меня удерживало наследство. Нет, не то что досталось мне, мне как раз почти ничего не досталось, а то что грозило остаться после меня – т.е. совсем ничего. От этих мыслей мне становилось так дурно, что вопрос о конце отпадал сам собой и я вновь принимался за тщетные карьерные потуги, упрямо надеясь хоть что-то из них превратить в наследство.
Ниже – последний результат моих потуг, изложенный в виде размышлений о наследстве. В конце концов, если уж не суждено мне оставить наследство, то пусть останутся хотя бы суждения о наследстве.
1 Зло в нашей жизни
– Расслоение
Итак, наследование. Вещь понятная, знакомая, привычная. Каждый налогоплательщик, переживший смерть богатого дядюшки, а то и сам, не ровен час, собирающийся преподнести далеким племянникам этот горький подарок, наверняка клял государственную власть, неизвестно по какому праву выдирающую из остающихся жалких крох в высшей степени аморальный налог на смерть. Что общего имеет этот налог со справедливостью? В конце концов, разве власть уже не выдрала из этих крох все налоги, какие могла – и подоходные, и недвижимые, и добавленные, и косвенные? По какому праву она сует свои лапы в такую деликатную область человеческих отношений, какое она вообще имеет касательство к добровольной, мирной и вполне законной смерти? Нет ничего удивительного, что все честные люди умирая, стараются в последний момент половчее обмануть государство. Существует целая процветающая отрасль науки по спасению наследства умирающих от вечно живой власти.
Благодаря настоящим профессионалам своего дела, накопленное трудовым горбом предков остается в семье, позволяя наследникам радоваться жизни и свысока плевать на потомков менее удачливых умерших. Настоящие профессионалы не зря едят хлеб. Какой бы высокой не была ставка налога на наследство, все оно в целости и сохранности передается из поколения в поколение. Не одни ли и те же сытые лица мы видим столетие за столетием на вершине социальной лестницы? И не связано ли как-то с этим фактом то, что внизу названой лестницы мы столетие за столетием видим хоть и другие, но все равно одни и те же лица, правда на этот раз истощенные работой и завистью?
Этот кричащее однообразие как-то слишком уж навязчиво внушает нам вопрос – а так ли естественно наследование? Так ли уж оно справедливо? Нет, налоги всегда несправедливы, тут даже не о чем думать. Но мы и не думаем. Мы, как всегда, только смотрим и делаем выводы – о том мире, где нет налогов на смерть, а есть только жизнь, свобода и чистая совесть. Предположительно, такое благолепие не может сочетаться с гарантированным, постоянным, закостенелым социальным расслоением из столетия в столетие. Иначе – нахрен это благолепие нужно? Но тогда, как быть с наследованием? Не гарантирует ли оно нам, тем более без этих беззубых государственных налогов, одни и те же вечно сытые лица наверху и вечно изнуренные – внизу?
Прежде чем уверенно ответить "нет", надо убедиться, что в мире свободы, во-1-х, наследование не влечет принуждения, а во-2-х, принуждение не влечет расслоения. Что нам явно не удастся, ибо первое условие самоочевидно, а второе само собой разумеется. Поэтому с него и начнем. Связано ли как-то принуждение с расслоением? Конечно. Если смотреть со стороны принуждения, то его цель – расслоение, а если смотреть со стороны расслоения, то его цель – принуждение. И не только цель, но и средство. В обществе насилия те, кто наверху, имеют все возможности принуждать тех, кто внизу. Вот и все размышления. Аналогично те, кто имеет возможность принуждать, очень скоро оказываются наверху – и причинно следственная связь тут тоже не требует размышлений.
В свете нижеизложенного кажется таким удивительным, что "социальная справедливость", под чем с разной степенью простодушия понимается отсутствие расслоения, так мало ассоциируется в общественном сознании с наследованием. Видимо наследование – вещь слишком уж привычная, знакомая и понятная, тогда как справедливость, напротив – непонятна, непривычна и необычна. Что не мешает этой непостижимой справедливости оставаться вечной путеводной звездой всех и всяческих революций, а также всех и всяческих политических доктрин. Более того, не будет преувеличением сказать, что перераспределение накопленной веками собственности, к которому в итоге сводится этот вечно немыслимый идеал, составляло всю суть обозримой с нашей скромной высоты человеческой истории. Тысячи, а может и больше, социальных мыслителей придумывали миллионы способов как бы половчее устроить правила распределения собственности, чтобы никому не было обидно. Каких только теорий они не придумали, от самых лиричных и красивых, больше напоминавших сказки и навеки оставшихся на бумаге, до самых простых и прямых, ради которых было мимоходом угроблено несметное число людей. И все напрасно!
Тем более странно, что так мало внимания по сравнению с теориями капиталов, рынков, государств, демократий и политического равенства, было уделено мыслителями праву наследования, которое не только прямо таки валяется под ногами, но еще при этом бросается в глаза! Может мыслители эти были молоды и не думали о смерти? Или, наоборот, слишком чтили родителей и не слишком – нужду, неотделимую от отсутствия наследства?
– Мыслители о наследовании
Чтобы убедиться в этом, посмотрим, что говорят о наследовании Великие Умы. И сравним с тем, что оные умы говорят о капитале, рынке, демократии и пр. Впрочем, последнее мы наблюдаем ежеминутно, так что сосредоточимся на первом.
Сами идеи об ограничении наследования исходя из гуманных принципов равенства зародились