полковник. — Цена, разумеется, не проблема. Мы дадим вам знать.

— Как мне связаться с вами, господин полковник?

— Я здесь на отдыхе и предпочитаю хранить свое местопребывание в тайне, если не возражаете. Я сам вам позвоню.

— Прекрасно.

— Скажите, а чем мистер Хёртли зарабатывает на жизнь? — поинтересовалась миссис Пекем.

— Он крупнейший в этой части штата торговец подержанными автомобилями.

— Ага! — сказал полковник. — Я так и знал! Вокруг поместья витает дух новых денег.

— Означает ли это, что вы передумали? — спросил я.

— Нет, не совсем. Просто нам нужно немного поразмыслить, чтобы понять, что с этим можно сделать — если можно.

— Не могли бы вы сказать мне конкретно, что именно вас не устраивает? — спросил я.

— Если вы сами этого не видите, — ответила миссис Пекем, — никто вам этого объяснить не сможет.

— О!

— Мы дадим вам знать, — повторил полковник.

Прошло три дня. Как обычно, я звонил Делаханти, и мне звонила миссис Хеллбрюнер, но от полковника Пекема и его супруги не было ни звука.

На четвертый день, когда я уже закрывал офис, позвонил Хёртли.

— Когда, черт побери, эти Пекемы уже дозреют? — воскликнул он.

— Бог его знает, — ответил я. — У меня нет возможности связаться с ними. Он сказал, что позвонит сам.

— Вы можете связаться с ними в любое время дня и ночи!

— Как?

— Просто позвонив мне. Они пасутся здесь последние три дня, «изживают ощущение новизны», видите ли. При этом они чертовски успешно изживают мои запасы спиртного, сигар и продуктов. Мне вычесть стоимость всего этого из ваших комиссионных?

— Если будут комиссионные.

— Вы хотите сказать, что сделка под вопросом? Он расхаживает тут повсюду с таким видом, как будто деньги лежат у него в кармане и он только ждет момента, чтобы мне их отдать.

— Ну, поскольку со мной он говорить не желает, может быть, вы на него надавите? Скажите ему, что я только что сообщил вам, будто некий ушедший на покой пивовар из Толедо предлагает семьдесят пять тысяч. Это должно заставить их действовать.

— Ладно. Только придется подождать, пока они наплаваются в бассейне и явятся пить коктейли.

— Позвоните мне, когда будет ясна их реакция, и я тут же явлюсь с нужными документами.

Он позвонил через десять минут.

— Ну, умник, догадайтесь, что случилось.

— Он клюнул?

— Придется мне нанимать нового агента.

— О?

— Да, именно. Потому что я послушался совета предыдущего, и уже готовенький покупатель с женой удалились, гордо задрав носы.

— Не может быть! Но почему?

— Полковник и миссис Пекем велели вам передать, что их не может заинтересовать нечто, привлекательное для отставного пивовара из Толедо.

Поместье у него на самом деле было паршивое, поэтому я весело посмеялся и переключил внимание на более существенные дела, такие как дом миссис Хеллбрюннер. Я дал в газете набранное жирным шрифтом объявление, живописующее радости жизни в укрепленном замке.

На следующее утро, подняв голову от письменного стола, я увидел свое объявление, вырезанное из газеты, в длинных, с ухоженными ногтями, пальцах полковника Пекема.

— Это ваше?

— Доброе утро, полковник. Дассэр, так точно.

— Похоже, это — то, что нам нужно, место именно для нас, — послышался у него из-за спины голос миссис Пекем.

Миновав фальшивый подъемный мост, мы прошли под ржавой опускающейся решеткой и оказались в «месте именно для них».

Миссис Хеллбрюнер с первого взгляда прониклась к Пекемам симпатией. Хотя бы потому, что они были первыми — готов поклясться — за много поколений людьми, которых это место восхитило. Более того, они всячески дали понять, что готовы купить его.

— На его восстановление потребовалось бы около полумиллиона, — сказала миссис Хеллбрюннер.

— Да, — восхищенно произнес полковник, — теперь таких домов уже не строят.

— Ох! — задыхаясь, воскликнула миссис Пекем, и полковник поймал ее, падающую, у самого пола.

— Быстро! Бренди! Или хоть что-нибудь! — закричал полковник Пекем.

Когда я вез чету Пекемов обратно в центр города, они пребывали в чудесном настроении.

— Почему, черт возьми, вы не показали нам это место первым? — спросил полковник.

— Оно появилось на рынке только вчера, — соврал я, — и при той цене, какую за него просят, думаю, долго на нем не задержится.

Полковник сжал руку жены.

— Я тоже так думаю, дорогая, а ты?

Миссис Хеллбрюнер по-прежнему звонила мне каждый день, но теперь тон у нее был бодрый и довольный. Она докладывала, что Пекемы приезжают каждый день вскоре после полудня и что, судя по всему, с каждым визитом дом нравится им все больше.

— Я отношусь к ним совсем по-родственному, — сказала она с хитрецой.

— Отлично. Это то, что нужно.

— Я даже купила для него сигары.

— Продолжайте в том же духе. Это расходы, исключаемые из суммы, облагаемой налогом.

Четыре дня спустя она позвонила мне снова и сообщила, что Пекемы придут к ней на ужин.

— Почему бы вам, якобы случайно, не заглянуть тоже чуть позднее и, якобы случайно, не иметь при себе нужные документы?

— Они упоминали какие-нибудь цифры?

— Только мимоходом: удивительно, мол, что все это можно приобрести за сто тысяч.

Тем вечером после ужина я вошел в музыкальный салон миссис Хеллбрюннер и, поставив на пол портфель, сказал:

— Добрый вечер.

Сидя на банкетке для пианино, полковник взбалтывал лед у себя в стакане.

— Как ваши дела, миссис Хеллбрюннер? — поинтересовался я, хотя одного взгляда на нее было достаточно, чтобы понять, что дела — хуже некуда.

— Прекрасно, — ответила она осипшим голосом. — Полковник только что рассказывал интересные вещи. Государственный департамент посылает его в Бангкок распутывать какие-то там дела.

Полковник грустно пожал плечами.

— Еще раз послужить родине, на сей раз в гражданском статусе, — пояснил он.

— Мы отбываем завтра, — сказала миссис Пекем, — нужно еще закрыть наш дом в Филадельфии…

— И закончить со сталелитейной промышленностью, — добавил полковник.

— А потом они улетают в Бангкок, — дрожащим голосом закончила миссис Хеллбрюнер.

— Дело мужчин — работать, дело женщин — плакать, — изрекла миссис Пекем.

— Ага, — подтвердил я.

На следующий день телефон уже трезвонил, когда я еще только открывал офис.

Это