бы предоставить крупный заем Турции и тем самым помочь ему получить хартию. Вплоть до конца 1930-х гг. бюджет Всемирной сионистской организации был значительно меньше, чем бюджет любой крупной еврейской общины в Европе или в Америке. Крайняя бедность сионистского движения жестко ограничивала его свободу действий: невозможно было покупать землю и обеспечивать поддержку иммигрантам; не хватало средств для политической работы в Палестине и в диаспоре.

6. У сионизма не было ни денег, ни военной силы, ни даже политического влияния. Он мог полагаться только на моральные аргументы, которые были далеко не самым мощным рычагом в мировой политике до 1918 г., а после и вовсе стали почти неэффективными. Многие сионистские лидеры внесли важный вклад в достижение подготовительных целей, однако Декларация Бальфура была фактически плодом трудов одно-го-единственного человека — Хаима Вейцмана. Без его руководства и настойчивой дипломатической работы сионистское движение никогда не добилось бы этого договора, на котором была основана вся последующая деятельность сионистов. Декларация Бальфура явилась «величайшим актом политической дипломатии времен I мировой войны» (Чарльз Уэбстер). Правда, кое-какие политические обстоятельства облегчили задачу, стоявшую перед Вейцманом. Но Великобритания в то время нуждалась в евреях гораздо меньше, чем евреи — в Великобритании. В целом, выгоды, которые Англия могла извлечь из Декларации Бальфура, были довольно незначительными, а риск — велик. В конечном счете, Вейцман убедил Ллойд Джорджа и Бальфура принять Декларацию не потому, что она была выгода или полезна англичанам, но потому, что, с их точки зрения, это был праведный поступок. Конечно, сыграло свою роль и то, что Вейцман и его сторонники могли помочь союзникам в войне, однако этот фактор не имел решающего значения. Принятие Декларации Бальфура было актом самоотверженности и, возможно, последним в истории случаем, когда одному-единственному человеку удалось убедить правительство крупной державы принять решение, никак не связанное с национальными интересами. И тот факт, что Палестина не была чрезвычайно важной для британцев страной, нисколько не облегчил принятие решения. Правда, политики того времени еще не предвидели позднейших затруднений, которые заставили англичан со временем пожалеть о том, что их предшественники приняли Декларацию Бальфура.

7. Еврейское государство возникло как раз в тот момент, когда сионизм уже практически утратил свой практический смысл, заключавшийся в необходимости спасти восточноевропейских евреев. Решение ООН, принятое в ноябре 1947 г., было, по всей вероятности, последним шансом для сионистского движения. Общественное мнение во многих странах было настроено сочувственно к евреям; многие испытывали угрызения совести за то, что не постарались спасти их. США (весьма неохотно) и СССР пришли к выводу о том, что единственное возможное решение проблемы — это раздел Палестины. Спустя год-другой международная ситуация уже изменилась бы и не способствовала бы принятию удовлетворительной для сионистов резолюции. Возможно, британские власти все равно отказались бы от Палестины и вывели оттуда своих представителей, после чего началась бы гражданская война. И еврейское государство могло бы возникнуть — но уже без санкции ООН, без международного признания и вообще в чрезвычайно неблагоприятных обстоятельствах.

8. Вплоть до 1930-х гг. сионистское движение недостаточно ясно представляло, в чем состоит его конечная цель. Герцль объявил, что еврейское государство — это всемирная необходимость. Но позднее он и его преемники говорили о государстве редко — отчасти по тактическим причинам, а отчасти потому, что не имели четкого представления о том, каким образом может возникнуть это государство. Два поколения сионистских лидеров, от Герцля до Вейцмана, верили, что Палестина в неком отдаленном и туманном будущем перейдет в руки евреев без крови и насилия, в результате последовательной иммиграции и колонизации, тихой и терпеливой работы. Идею о том, что государство — это нормальная форма существования нации и что оно крайне необходимо евреям, в 1930-е гг. проповедовал Жаботинский. Но в то время он был практически одинок в этом требовании. Понадобились приход нацизма к власти, холокост и полный отказ арабов согласиться на присутствие евреев в Палестине, чтобы сионистское движение обратило свои усилия в сторону создания государства. Двухнациональное государство (паритет), о котором сионистское движение с неохотой говорило в 1920-е гг. и которое с большим энтузиазмом защищали некоторые группы внутри сионист-кого движения, было бы во всех отношениях лучшим решением палестинской проблемы. Оно гарантировало бы мирное развитие страны. Однако эта идея основывалась на нереалистичной предпосылке о том, что арабы могут согласиться на такое государство. В действительности же арабы с возмущением отвергли бинационализм и паритет, не считая нужным идти на компромиссы. Они не желали признать йишув еще в 1920—1930-е гг., не говоря уже о том, чтобы дать согласие на активизацию еврейской иммиграции и колонизации. Они опасались, что дальнейший приток евреев в Палестину в конце концов приведет к тому, что арабы окажутся там в меньшинстве.

9. Арабо-еврейский конфликт был неизбежен, поскольку сионисты стремились построить в Палестине не только культурный центр. Да и культурный центр сам по себе мог бы вызвать арабские протесты. Переселяя сотни тысяч евреев в Палестину, сионисты в любом случае вызвали бы в этой стране радикальные перемены, от которых арабы неминуемо пострадали бы. Арабы же не были виноваты в том, что евреи в Европе подвергались гонениям, что у них проснулось национальное самосознание и что они захотели создать государство в стране, где жили две тысячи лет назад.

Влияние сионистской деятельности на арабов не следует преуменьшать. И в этом контексте несущественно, что арабы извлекли экономическую и иную выгоду из еврейской иммиграции. Но не следует утверждать, что сионизм неизбежно привел бы к эвакуации и изгнанию множества палестинских арабов из Палестины. Если бы арабы приняли план Пила в 1937 г., территория еврейского государства ограничилась бы прибрежной равниной между Тель-Авивом и Хайфой. Если бы они не отвергли план раздела ООН в 1947 г., большая часть Палестины все равно осталась бы в их руках. Арабский тезис о неизбежной сионистской экспансии — это своего рода самосбывающееся пророчество: избрав путь вооруженного сопротивления и потерпев поражение, арабы сами сделали практически все возможное, чтобы это пророчество сбылось. Сионистское движение и йишув закалились и достигли зрелости в борьбе против арабского национального движения. В результате они пришли к выводу, что бессмысленно искать согласия арабов и что достичь своих целей они могут, только действуя против них.

Сопротивление арабов было естественной реакцией народа, не желающего делить свою страну с другим народом. Но для европейских евреев это был не абстрактный вопрос сохранения исторических связей, религиозного и национального единства. С приходом Гитлера к власти палестинская проблема стала вопросом жизни и смерти, и потому сионисты не чувствовали угрызений совести: ведь евреи теперь стояли перед угрозой физического уничтожения. А худшее, что могло случиться