Некоторое количество свободных бывших мусульман (морисков) жили в собственном районе, принадлежавшим им с XIV века, – Адарвехо, рядом с церковью Сан-Педро. Как правило, они заключали браки внутри своего сообщества. В начале XVI века основной их профессией было строительство. Но среди них были и зеленщики, бакалейщики, торговцы пряностями, трактирщики, пекари или просто лавочники.

Положение евреев-конверсо было неоднозначным. Они всегда находились под угрозой, но оставались влиятельными. Часто они бывали богаты, как правило, обладали хорошими связями. В 1511 году им было дано разрешение уезжать в Новый Свет. Если они могли выплатить крупную сумму в 3 миллиона мараведи, они могли присоединиться к великой авантюре иммиграции. Остальные занимали видное положение в общественной жизни: например Франсиско де Алькасар, который пользовался доверием герцогов Медина Сидония и стал казначеем Севильи, хотя и был реконсилиадо в 1493 году. Алькасар, как и герцогиня Мединасели и Франсиско Понсе де Леон, владел кораблем «Сан-Сальвадор», который плавал в Индии, а также купил у Диего Колона звание сеньора Ла-Пальмы, расположенной выше по течению Гвадалквивира. И он, и банкир Алонсо Гутьеррес де Мадрид, тоже конверсо, были советниками в Севилье{1810}.

Теперь много таких конверсо было в Новом Свете. Самым выдающимся их семейством были Санта-Клара, один из представителей которого, Кристобаль, являлся казначеем в Санто-Доминго, а его брат Бернардино помогал Кортесу – как и Педро де Малуэнда, торговец-конверсо из Бургоса, обладатель хороших связей, бывший комиссаром на втором этапе завоеваний Кортеса и скончавшийся от неизвестной болезни в Теночтитлане после его завоевания. Еще один конверсо, из Санлукар-де-Баррамеда, Алонсо Кабальеро, чей портрет вместе с портретом его брата Диего работы Педро де Кампана будет висеть в приделе «Эль Марискаль» собора Севильи, был после 1520 года адмиралом Кортеса. Хуан Фернандес де лас Варгас и Родриго Бастидас принадлежали к богатейшим людям Санто-Доминго: оба были конверсо. Неутомимый Лас Касас тоже был сыном конверсо.

Под конец жизни король Фердинанд ужесточил политику в отношении конверсо. Например, Лусеро, ненавистный прокурор Кордовы, триумфально вернулся к должности в июне 1511 года. В феврале 1515 года духовный совет Севильи под председательством архиепископа Десы потребовал указа, который запрещал бы детям осужденных Святой палатой становиться священниками. Этот указ был подписан многими, которые происходили из конверсо и надеялись таким образом избежать внимания к себе самим{1811}. Позже один спор между городским советом Севильи и казначеем инквизиции Педро де Вильясисом был решен королем в пользу последнего{1812}.

Так возник кризис в результате ареста за «иудаистские обряды» Гутьерре де Прадо – купца, собиравшего церковную ренту. Это стало потрясением, поскольку Прадо был связан родством со множеством известных семей. Но что еще хуже – оказалось, еще большему количеству людей он задолжал{1813}. Этот скандал заставил забыть даже о былом величайшем еврейском скандале в городе – аресте в 1494 году Альваро дель Рио, нотариуса, служившего секретарем архиепископа Уртадо де Мендосы; позже его сожгли в Сеговии{1814}.

Многие из домоправителей крупных аристократов Севильи были конверсо, и такие люди, как Франсиско де лас Касас, служивший герцогу Медина Сидония, или Гомес де Кордова, занимавший такую же должность у маркиза де Мотемайор, вовсе не чувствовали себя в безопасности, даже если некоторые из них, вроде Диего Гарсии, служившего герцогу Кадисскому, ради самосохранения сами стали молотом евреев.

Севилья со времен римлян славилась оливковым маслом, вином и пшеницей. Первое в XVI веке еще мало использовалось для готовки, но составляло значительную часть экспорта, как и в дни мусульман. Его поставляли во Фландрию, Лондон, Геную, на Хиос и в Мессину. Но теперь его в большом количестве поставляли и в Новый Свет. «Севилья всем обязана оливам», – пишет один современный историк, и этого нельзя отрицать{1815}. В середине XV века в год производилось около 6,5 тысячи тонн оливкового масла, а в XVI веке эта цифра выросла еще на четверть{1816}. Лучшим регионом для выращивания оливок считалась Альхарафе – плодородный край на западе, между Севильей и Уэльвой, где производством оливок занимались как мелкие землевладельцы, так и знать, и религиозные ордена. Урожай по всей Андалусии по большей части собирали женщины, начиная с дня Всех Святых в течение двух месяцев. В это время сборщицы жили в специальных баках (кортихос). Им платили пять-шесть мараведи за корзину, то есть выходило около 300 мараведи на работника.

Как обычно, главными торговцами здесь были генуэзцы. Больше половины будущего урожая закупали они, причем крупнейшим дельцом в этом был Джакопо Сопранис{1817}. В большинстве районов Севильи имелись крупные хранилища для оливкового масла (альмасенес), особенно в «Эль Мар», позже заброшенной территории между собором и Ареналем. Масло держали в дубовых бочках, которые делали в других местах, особенно в Кория-дель-Рио, на пути из Санлукара-де-Баррамеда по Гвадалквивиру. Список связанных с торговлей оливковым маслом – настоящий общественный регистр старой Севильи, в который входят все знаменитые генуэзские семьи, но также и местные севильские аристократы, и среди них герцог Медина Сидония, маркиз Аркос, граф Ферия и маркиз Приего{1818}.

Но для чего же использовалось масло, если не для готовки? Конечно, чтобы есть его с хлебом, но прежде всего – для варки мыла. Именно благодаря ему Севилья стала самым важным в этом смысле городом Кастилии. Традиционное мыло было темным, оно изготавливалось из оливкового масла, смешанного с поташом. Главная фабрика стояла неподалеку от мечети на Пласа Сан-Сальвадор. Монархи сделали мыловарение монополией, которую передали маркизу Тарифа, который владел большей частью фабрики. Другая часть принадлежала Луису Понсе де Леону, маркизу Кадисскому. Как обычно, они передавали свои доли в субаренду генуэзцам.