– Можно? – спросил я, открыв дверь. В небольшом помещении находился всего один человек, в старом латаном комбинезоне советского техника. Он сидел на табуретке и что-то рассматривал на большом листе ватмана. Кажется, чертеж, но не уверен, мне от двери плохо было видно.

– Заходи. Тебе тоже трубы варить надо?

– Что, простите? – не понял я.

– Да тут в одном доме отопление прорвало, думал, ты оттуда.

– Нет, я по другому поводу. Это вы ведь Семен-сварщик?

– Он самый, – вытирая руки тряпкой, с интересом осмотрел меня сварщик. Это был мужчина лет тридцати на вид, приятной наружности, с копной светлых волос. Почему не на фронте, я понял, когда он встал. Одна нога была короче второй, и он сильно хромал.

– Меня отец послал. У нас прошлой зимой теленок пал, замерз в амбаре. Отец велел купить буржуйку, чтобы скотник обогревать, да еще сосед интересовался, он свиноматку так потерял. Зима лютая была.

– А из кирпичей не проще сложить? Такая печка потеплее будет.

– Такую печку с места на место не потаскаешь, – покачал я головой.

– Тоже верно… Две, значит, надо?

– Пока две, если кто из соседей захочет купить, пускай сам приезжает, сосед сродственник нам.

– А трубы какие надо? Длину знаешь?

Этот вопрос поставил меня в тупик, поэтому я неуверенно ответил:

– Ну, у нас в окно выведем – это, значит, метра полтора, а у дядьки амбар высоченный, там все три метра уйдет. Наверное, лучше с запасом взять, наверное, не заругают за это.

– А сами что не приехали?

– Так страда же, все в полях, – искренне удивился я вопросу.

– Ах да, – поморщился сварщик, явно упустив этот момент и тут же сказал: – Есть у меня три печки во дворе, немцы тут небольшое производство открыли, отправляют их осенью на фронт, очень уж они потребны, но эти три не успели отправить на склад.

– А они продадут?

– А чего нет, план я выполнил, это сверху, мне еще премия за них полагается. Сходишь к кассиру, это вон то строение у въездных ворот, третья дверь слева, оплатишь, принесешь мне квитанцию, и забирай. Документы на руках будут.

– А печки можно посмотреть?

– Да, идем. Там одна немного другой конструкции, чтобы пищу можно было готовить, но думаю, вам это не пригодится.

– Чего это? – возмутился я, заинтересовавшись печкой. – А варить для скотины? Пусть теперь в сарае воняет прелой картошкой.

– Домовитый ты, я смотрю, – хмыкнул сварщик и первым покинул избу, направившись во двор сварочного цеха, как было написано на табличке. Я ее только сейчас заметил.

Прямо у стены избы действительно стояли три небольшие округлые печки. Я сперва подумал, что они из обычных бочек сделаны, но нет, железо оказалось толще, дверцы внизу на петлях, сверху короткая труба дымохода. Две были похожи как близнецы, другая пошире, можно сказать коренастая, с двумя конфорками для кастрюль. Приподняв каждую, я определил, что обычные буржуйку весят по сорок кило, а вот более совершенная, можно сказать кухонная, около восьмидесяти.

– А трубы?

– Вот свалены, жестяные, – указал Семен на поленницу из коротких труб. Как я понял, они вставляются друг в друга и так наращиваются. Чуть в стороне лежали с загибами, видимо, чтобы выводить на улицу.

Как уже, наверное, поняли, они мне были нужны для землянок отряда, чтобы пережили зиму, поэтому я с охоткой их осмотрел и спросил цену.

– Сколько? – удивленно поднял я брови.

– Сорок марок, а это пятьдесят пять, – повторил Семен.

– Отец думал, дороже будут, больше дал, – пояснил я и, энергично почесав затылок, сказал: – Наверное, я все три возьму, а если одна не понадобится, продадим соседям подороже.

– Сразу видно деревенскую хватку. Если хочешь купить, беги к кассиру. А то он скоро в комендатуру уедет, он туда каждый день в три часа ездит. Потом долго прождать придется.

– Тогда я побежал, – согласился я и заторопился к зданию, где находилось начальство этих мастерских и кассир.

К счастью, тот был на месте, выслушал мой плохой немецкий, изучая мои документы, сообразил, что я хочу, сходил к начальству и, получив от него разрешение на продажу трех печек и десяти метров труб на хозяйственные нужды крестьян, оформил продажу, выдав мне квитанцию купли-продажи. С ней я сходил к Семену, тот ее осмотрел и велел загонять на территорию повозку.

Часовой у въезда пропустил меня, мельком изучив купчую, потом мы с Семеном погрузили все три печки на задок повозки, я там специально освободил место, а трубы уложил у бортов. После этого сварщик поставил свою подпись в мою купчую, подтвердив, что выдача совершена, и пока он записывал в свой журнал учета продажу, я благополучно покинул территорию мастерских. Подобрав терпеливо ожидающую меня на улице Иру, я наконец поехал в сторону нужного выезда. Все основные дела я сделал, осталось только то, что можно добыть в бою. Не оружие, у нас его теперь было на взвод, пулеметов так на роту, я про продовольствие.

– Ты чего хихикаешь? – с подозрением спросила меня Ира.

– Знала бы ты, что я купил и у кого, сама бы посмеялась. Кто бы другой рассказал, не поверил бы, а тут сам все сделал.

Ира так и не поняла, о чем я, но не переспрашивала, а просто сидела рядом и поглаживала Смелого.

Пока я размышлял о том, как совершенно спокойно купил у немцев необходимые партизанам печки, как-то неожиданно улочки закончились, и впереди показался пост на выезде.

– Стой, – поднял руку один из полицейских, выходя из тени от будки на дорогу. Двое его напарников расхристанного вида отдыхали в тени на лавочке и даже не думали вставать. Сегодня действительно была аномальная жара.

Натянув поводья, я остановил тяжелогруженую повозку, внимательно поглядел на полицейского и, сняв шапку, заискивающе улыбнулся.

– Что случилось, пан полицейский?

Тот суржик знал, поэтому, протянув руку, велел:

– Документы, дорожная проверка. Что в повозке?

– Печки железные, чтобы скотник обогревать, и трубы для дымохода, вон они по бокам лежат. Купчую предъявить?

– Конечно.

Осмотрев их и вернув – груз он даже не смотрел, – снова протянул руку:

– На девку тоже.

– А что, надо было? – искренне удивился я. – Та тетка моя, к родителям везу, погостить.

– Тетка? – взлетели брови полицая на лоб, он явно сравнивал наш возраст.

– Та деду снова женился, на молодухе, это тетка моя, есть еще дядя, но ему полтора года. Скоро еще будет, то ли дядя, то ли тетя, – философским тоном закончил я.

– Сколько же ему лет? – вытаращился полицейский.

– Семьдесят два было по весне.