Теперь мужья и отцы десять раз подумают, прежде чем отпустить своих жён или дочерей из дому.

Ёноскэ. Возможно, но всё, о чём я рассказал, – истинная правда.

Приятель. Теперь-то уж правительство наверняка выпустит указ, запрещающий мужчинам и женщинам находиться где-либо вместе.

Ёноскэ. Да, похоже, он выйдет со дня на день. Только я к тому времени буду уже далеко, на Острове женщин.

Приятель. Как я тебе завидую!

Ёноскэ. Напрасно. Что там, что здесь – невелика разница.

Приятель. Да, если считать на твоих счётах, выходит, что так.

Ёноскэ. В любом случае наша жизнь мимолётна, как сон, призрачна, как пена на воде. Ну а теперь давайте слушать песню.

Сайго Такамори

Эту историю рассказал мне Хомма, мой университетский приятель. В своё время мы оба учились на историческом факультете, правда, он окончил университет года на два раньше меня. Вероятно, найдётся немало людей, знающих Хомму как автора нескольких любопытных исторических трудов, посвящённых реставрации Мэйдзи.

Зимой прошлого года, за неделю до моего переезда в Камакуру, мы решили с ним вместе пообедать. Тогда-то я и услышал от него эту удивительную историю. Не знаю почему, но она до сих пор не выходит у меня из головы. Вот я и решил её записать, тем более что давно уже обещал редактору журнала «Синсёсэцу» дать что-нибудь в номер. Как выяснилось впоследствии, эта история приобрела большую известность в кругу друзей Хоммы и даже получила название: «Сайго Такамори: версия господина Хоммы». Поэтому вполне возможно, что многие не найдут в моих записках ничего нового.

Рассказав мне эту историю, Хомма заметил: «Судить же о том, правда это или нет, я предоставляю моим слушателям». Раз даже сам Хомма не настаивает на безусловной достоверности своего рассказа, мне это тем более не пристало. С меня будет довольно, если читатель рассеянно пробежит глазами по этим строчкам, как если бы перед ним оказалась старая газетная заметка.

Это случилось лет семь или восемь назад промозглым вечером в конце марта, когда, казалось бы, весна уже вступила в свои права и у храма Киёмидзу вот-вот зацветёт сакура, но тут неожиданно заряжают дожди, да ещё вперемежку с мокрым снегом… В один из таких вечеров Хомма, в ту пору ещё студент, сидел в вагоне-ресторане, потягивая из бокала белое вино и попыхивая папиросой. Поезд, вышедший из Киото в десятом часу вечера, уже миновал станцию Майбара и подъезжал к границе префектуры Гифу. За окном стелилась непроглядная мгла, в которой время от времени мелькали какие-то яркие точки – то ли свет дальних огней, то ли искры из паровозной трубы. Холодные капли дождя выбивали дробь по стеклу, которой вторил монотонный стук колёс.

Неделю назад, воспользовавшись весенними каникулами, Хомма приехал в Киото, чтобы развлечься и заодно покопаться в материалах, связанных с реставрацией Мэйдзи. Материалов оказалось больше, чем он рассчитывал, как, впрочем, и достопримечательностей, которые ему хотелось осмотреть. Не успел он оглянуться, как каникулы подошли к концу. До начала нового семестра оставались считаные дни, а он ещё не видел знаменитых плясок гейш, не катался в лодке по реке Хоцугаве. Но, как бы то ни было, в конце концов ему стало совестно предаваться праздности, думая лишь о красотах горы Хигасияма. И вот, в один из вечеров, несмотря на мерзкую погоду, Хомма наскоро сложил свои вещи, выскочил из гостиницы «Таварая» и сел в такси, помчавшее этого ревностного служителя науки на вокзал.

В вагоне второго класса было не протолкнуться. Проводник кое-как помог ему отыскать свободное местечко, но рассчитывать на то, что ему удастся заснуть, не приходилось. Билеты же на спальные места были, естественно, распроданы. Втиснувшись между дородным военным, от которого несло винным перегаром, и какой-то дамой, которая, сразу же задремав, начала скрипеть во сне зубами, Хомма сжался в комочек и попробовал погрузиться в туманные юношеские мечтания. Но они довольно скоро иссякли, к тому же сосед всё сильнее напирал на него своим могучим телом. Что было делать? Хомма поднялся и, положив на сиденье свою студенческую фуражку, отправился в вагон-ресторан.

В вагоне-ресторане было пусто, если не считать одного-единственного посетителя. Хомма выбрал столик в дальнем конце зала и заказал бокал белого вина. Не то чтобы ему хотелось выпить – просто нужно было как-то скоротать время перед сном. Когда неприветливый официант поставил перед ним отсвечивающий янтарём бокал, он лишь пригубил его и сразу закурил папиросу. Колечки синего дыма медленно поднимались к потолку, на котором ярко сияли электрические светильники. Хомма блаженно вытянул под столом ноги и впервые за всё это время вздохнул полной грудью.

Однако, несмотря на физическое ощущение комфорта, настроение у него было подавленное. Ему вдруг стало казаться, что притаившийся за окнами мрак может в любую минуту хлынуть сюда, в этот зал. Или что аккуратно расставленные на белой скатерти тарелки и стаканы начнут приплясывать в такт движению поезда. Всё это вместе с непрестанным шумом дождя действовало на него угнетающе, таило в себе нечто зловещее. Он поднял глаза и посмотрел вокруг. Зеркальный буфет, горящие светильники, цветы нанохана в стеклянных вазочках – каждый из этих предметов словно неслышно окликал его, старался во что бы то ни стало попасться ему на глаза. Но гораздо больше, чем всё остальное, внимание Хоммы привлекал сидящий чуть поодаль от него посетитель: опершись локтями о стол, он потягивал виски.

Это был пожилой седовласый господин с довольно свежим лицом и редкой бородкой, придававшей ему некоторое сходство с европейцем, которое ещё больше подчёркивалось сидящим на его заострённом носу пенсне в металлической оправе. Он был одет в чёрный костюм, который даже издали производил впечатление изрядно поношенного. Пожилой господин одновременно с Хоммой поднял глаза и как бы случайно посмотрел в его сторону.

Хомма чуть не вскрикнул от удивления. Лицо старика показалось ему смутно знакомым. Хомма не мог бы сказать наверняка, видел он это лицо в жизни или только на фотографии, но в том, что он его видел, не было никакого сомнения. Хомма принялся судорожно перебирать в уме своих знакомых.

Тем временем старик поднялся из-за стола и, преодолевая тряску, широкими шагами направился к нему. Бесцеремонно подсев к его столику, он громко спросил:

– Не помешаю?

Хомма не представлял себе, какое у этого господина может быть дело к нему, но, принимая во внимание его почтенный возраст, машинально улыбнулся и кивнул.

– Вы знаете меня? – поинтересовался старик. – Как, не знаете? Впрочем, это не имеет значения. Насколько я понимаю, вы студент, причём занимаетесь гуманитарными науками. Что ж, в таком случае у нас с вами общие интересы. Можно сказать, мы коллеги. В какой же области вы специализируетесь?

– В области истории.

– Вот оно что? В