Уже шесть. Ты, наверное, голодный? Что тебе приготовить?

– Не знаю. – Олег рассеянно пожал плечами и вдруг усмехнулся. – Странно.

– Что? – не поняла Карина.

Он кивнул на старенькое пианино в углу:

– Я ни разу не слыхал, как ты играешь.

– А я и не играю, – рассмеялась Карина. – Омлет будешь?

– Погоди ты со своим омлетом, – с досадой произнес он. – Как это не играешь, если консерваторию заканчивала? Не морочь мне голову.

– Когда заканчивала – тогда было дело другое. А сейчас… – Карина вздохнула. Потом медленно приблизилась к инструменту, тронула крышку.

– Давай, изобрази что-нибудь. – Олег ободряюще кивнул.

– Что тебе изобразить? Я сколько лет не занимаюсь – пальцы деревянные стали. – Она уселась на вертящийся, круглый стул, откинула крышку, взяла наугад несколько аккордов.

Пианино запело тихо и жалобно. Это был хороший старинный немецкий инструмент, купленный в незапамятные времена Карининой матерью по дешевке, с рук, у какой-то ветхой старушки.

Карина любила его и гордилась, но уже многие годы действительно почти не прикасалась к желтоватым клавишам из слоновой кости.

В консерватории она считалась одной из сильнейших на своем курсе, ее даже приглашали в аспирантуру. Как же так случилось, что ее гордость, ее «Циммерман» стоит одинокий и заброшенный, а сама Карина, кроме клавира «Пиковой дамы», больше ничего не играет, да и тот ковыряет лишь в школе, во время «окон»?

Ей вдруг страстно захотелось сыграть. По-настоящему, в полную силу, так, как играла она когда-то на госэкзамене свое любимое произведение – балладу Шопена.

Карина села удобнее, положила руки на клавиши. На секунду подняла глаза, а потом уверенным движением взяла первый звук.

Удивительно, но пальцы, отвыкшие трудиться в полную меру, слушались легко, точно Карина целыми днями только и делала, что разыгрывала гаммы и упражнения.

Она играла упоенно, наслаждаясь тонким, изысканным звучанием «Циммермана», тем, что ее внимательно слушает настоящий музыкант, великолепно понимающий, что к чему, способный оценить ее мастерство, отточенное годами кропотливой работы и не исчезнувшее, несмотря на отсутствие концертной практики.

Пробелы в технике стали слегка ощутимы лишь к самому концу баллады, в коде, где лавина звуков стремительно покатилась вниз, сметая все на своем пути. Но Карине уже было все равно: разгоряченная, с пылающими щеками, она отыграла последние, заключительные аккорды. Руки взлетели высоко над клавиатурой, на мгновение замерли, потом плавно опустились на колени. Она повернула к Олегу горящее лицо.

Тот сидел молча, почти неподвижно, и Карине вдруг показалось, что он смотрит куда-то мимо нее. Она почувствовала легкую тревогу – что, если ему не понравилось? Если она не только растренировалась технически, но и просто перестала понимать, что хорошо, а что плохо, утратила вкус, стала дилетантом?

Карина тихонько кашлянула. Олег медленно перевел на нее взгляд, точно очнулся от оцепенения.

– Здорово.

Просто «здорово», и все? Ей показался обидным столь лаконичный отзыв. Значит, игра оставила его равнодушным, он хвалит ее из вежливости?

Она резко встала из-за инструмента, старательно глядя себе под ноги.

– Брось, я сама знаю, что это было отвратительно. Не стоит меня жалеть.

– Я и не думал тебя жалеть.

Она подняла глаза – он смотрел на нее серьезно, без улыбки. Его обычно зачесанные назад волосы спадали на лоб, делая лицо Олега мягче и моложе.

– Действительно, здорово. Скажи, неужели, так играя, тебе никогда не хотелось выступать сольно или хотя бы в камерном ансамбле?

– Нет. – Карина неуверенно пожала плечами, затем произнесла тверже: – Нет, не хотелось.

– Врешь, – спокойно произнес Олег и знакомо прищурился.

Она и сама знала, что врет. Конечно, тогда, много лет назад, играя свой дипломный экзамен, она мечтала, как будет выступать в полных залах, выходить на сцену красивая и элегантная, в роскошных длинных платьях до пола.

Карина невольно кинула взгляд на лежащий на стуле в углу пакет с утренней покупкой. Конечно, платье – это не главное. Главное – играть, волновать публику своим искусством, слушать дружные аплодисменты, кланяться и снова играть – теперь уже на бис.

Она так же твердо понимала и то, почему перестала мечтать о карьере пианистки, пошла на работу в захудалую районную музыкалку, оставив всякую попытку хоть как-то пробиться на сцену, или, по крайней мере, устроиться в более достойное место.

Причиной этому был Степан, его полное и глубочайшее равнодушие к ее игре и музыке вообще. В Карине он всегда видел лишь юное, податливое женское тело, но не пианистку, не музыканта. Иногда, когда позволял себе выпить лишку, придвигал к «Цимермману» стул, садился, едва умостив под нижней декой длинные ноги, и огромными узловатыми пальцами отстукивал «Собачий вальс», неизменно ошибаясь в одном и том же месте.

Мать в таких случаях закатывала глаза и уходила на кухню, а саму Карину это не раздражало. Она, наоборот, чувствовала перед Степаном непонятную вину за свою «никчемную», как тот выражался, профессию, и старалась играть при нем как можно реже.

А потом и вовсе перестала.

– Врешь, – так же спокойно и уверенно повторил Олег и встал. – Только не надо убеждать меня, что ты – прирожденный педагог и обожаешь разучивать с детишками сонатины Клементи. У меня мать всю жизнь в школе проработала, учеников своих любила больше нас с сестрой. Ты на нее совсем не похожа. Да и ни к чему тебе быть детским педагогом с такой игрой. Короче, – он скрестил руки на груди и посмотрел на Карину в упор, – есть одна идея. Пойдешь к нам в капеллу?

– В капеллу? Кем? – Карина опешила от такого неожиданного поворота беседы.

– Для начала концертмейстером. У нас ведь, кроме оркестра, еще и хор – семьдесят человек, и солисты-вокалисты. Концертмейстерша, которая с ними работает, только что в декрет ушла. Придешь на ее место, а там посмотрим. В феврале гастроли в Суздаль, мы с тобой к этому времени можем подготовить камерную программу. Ну как?

– Я не смогу.

– Сможешь, – тоном, не терпящим возражений, произнес Олег. – Я же тебя послушал, прежде чем предложить. Все, я звоню худруку. – Он решительно снял трубку с телефона.

Карина, округлив глаза, молча смотрела, как длинные пальцы Олега нажимают на кнопки.

– Але, Михалыч! Это я. Здорово. Да, ничего, отдыхаю. – Он метнул быстрый и насмешливый взгляд на Карину. – Слушай, я вот по какому поводу. Есть классная пианистка, на место Ритки. Возьмешь? Играет, играет, тебе даже не снилось как. Что? Понял. Ну и отлично. Будет обязательно. Да, раз я сказал. Ну все тогда, до встречи. – Олег повесил трубку и довольно подмигнул Карине. – Завтра в девять ты должна быть на репетиции. В восемь пятнадцать я за тобой