шагами на голоса. Мне должно быть стыдно, но я совершенно не чувствую угрызения совести. Я не чувствую практически ничего.

В кухне Маша сидит на руках у Ольги за столом, и моя младшая сестрёнка пытается кормить её с ложки.

Я опускаюсь на стул напротив мирно завтракающей компании и обхватываю голову руками.

— Я предупреждала, что будет плохо, — осуждающий взгляд сестры так похож на мамин, — что теперь будешь делать?

Я пожимаю плечами в ответ.

— А где Дмитрий?

— За минералкой побежал для тебя.

— От него ни одного звонка. Как будто, так и надо.

— Знаешь, я не удивлена. Развод? — Ольга вопросительно смотрит на меня. — Это предательство. Гнусное и отвратительное, — отрезала Оля.

Я полностью с ней согласна, и где-то в самом дальнем пыльном уголке моего сознания теплится абсурдная мысль, что есть всему объяснение. Как будто мои глаза не видели лица Марины и её закатившихся от удовольствия глаза и открытого рта, из которого вырывались режущие мой слух стоны. Андрея, с губ которого капает на живот Марины слюна, как у дикого животного во время случки.

Гнусно и отвратительно.

Моя сестра подметила картину, чётко стоящую перед моими глазами, в точку.

— Я хочу прийти в себя. И потом буду решать, как мне жить дальше. Куда мне деваться? Я ещё в отпуске по уходу.

— И что? Ты же получила направление в детский сад, прошла с Машей медкомиссию. И алименты на содержание Машки никто не отменял.

— Я знаю. Я, Оленька, юрист.

— Я бы разнесла подлеца. Развод, алименты на ребенка, на своё содержание, раздел имущества.

Я хмыкнула. Достанется Барсукову в случае чего.

Дверь хлопнула, и Дмитрий, раздевшись, тащит в кухню пакет с продуктами. Увидев моё потрёпанное лицо, улыбается и ставит передо мной бутылку Боржоми.

— Лечитесь, коллега.

— Как раз то, что нужно, — я открываю бутылку с минеральной водой и залпом выпиваю полбутылки.

— Уфф… Как в сухую землю, — произнесла я. — Чуть легче.

— Может, хочешь похмелиться?

— Боже, избавь. Барсуков, ты хочешь, чтобы я поселилась у вас?

— Диван в гостиной никем не занят. Можешь лечиться и жить сколько хочешь.

— Ладно, диван у вас удобный, но нужно рвать когти до дома.

Отчаянье сразу вернулось, и больше от того ощущения, что с этим придётся жить и дальше.

— Мань, поехали домой? — я протягиваю руки своей маленькой дочке.

— Родителям будешь говорить? — бросила Оля, усердно разбиравшая пакет, который Дима оставил у холодильника.

— Пока нет.

Тяжело и медленно одевшись, стою у подъезда в ожидании такси. Ольга рядом в таком же «превосходном» настроении, как и я.

— Позвонишь мне, как приедешь.

— Слушаюсь, мамочка, — устало отвечаю сестре и закрываю дверь автомобиля.

Такси возвращает нас с Марией домой, и сердце гулко стучит по мере того, как жёлтая машина приближается к нашему дому. Я осторожно открыла дверь в квартиру и внимательно всматриваюсь в детали нашей прихожей.

Присутствие своего мужа не обнаруживаю и, выдыхая, прохожу внутрь. Встречаться сейчас с ним выше моих сил. Но, похоже, эту ночь вне этих стен провела не только я.

— Сволочь…, - прошипела я в ответ на своё открытие.

Но на что я рассчитывала?

Человек не удосужился набрать меня в телефоне ни разу.

Ни слова в своё оправдание…

Я в растерянности и смятении. Я швырнула тарелку об пол и она разлетелась на мелкие осколки. Как моё счастье.

Долго стола у холодильника, прислонив лоб к его холодной двери. И, плеснув в бокал любимый шотландский виски мужа, делаю большой глоток…

Я проснулась от детского плача. За окном уже темно, и я ужасаюсь, смотря на часы.

— Дура набитая! — Ругая себя, мчусь в спальню к ребенку.

— Маня, прости меня, — говорю Маше, увидев заплаканное лицо своей дочери, — у твоей мамы в голове бардак. И я никак не возьму себя в руки…

Воскресный вечер. Андрей даже не показался на пороге. Где его мотает в эти знаменательные выходные, мне не ведомо. И я стараюсь потихоньку занимать себя домашними делами, чтобы не дать мыслям возвращаться к нему. Ингода, дико хочется набрать Ланку, но смаковать подробности вчерашнего вчера — это как дальше продолжать резать открытую рану тонким хирургическим ножом.

Телефон задрожал от виброзвонка в гостиной, и я, перевернув его, вижу аватарку с сестрой и её тревожное: «Алло» режут слух.

— Всё хорошо. Мы с Машей вдвоём. Андрей в квартире не появлялся со вчерашнего дня.

— И где же он всё это время?

— Как-то всё равно.

— Что дальше, Олесь?

— Жить будем дальше.

— С ним что решила?

— Ничего не решила. Не хочу думать за него, и мне нужно прийти в себя. Пока слишком больно. На следующей неделе начнем ходить в детский сад. Мне и впрямь, похоже, скорее придется рассчитывать только на себя. У меня в кошельке денег практически не осталось. А его карточки я трогать не буду. Выложила их в прихожей на комоде. Пусть забирает.

— Если деньги будут нужны, я сброшу тебе на карту. Ты не стесняйся, звони.

— Хорошо. К Ирине Владимировне тоже нужно наведаться. Спросить, как она посмотрит на мой срочный выход на работу.

— Мне это настроение больше нравится. Олесь, мы тебя любим. У тебя всё получится.

— Я знаю, — говорю чуть тише и кладу трубку.

Слеза медленно скатывается с глаз к подбородку и я тут же смахнула её.

Снежное утро понедельника за окном, и я бесцельно брожу по квартире. Маша ещё спит, и нет привычного недопитого кофе за столом. Нет запаха его одеколона.

И, наверное, все выходные он провёл с ней.

Сволочь!

Я долго обдумываю план своих действий, но не могу сосредоточиться даже на элементарных вещах. Звонок в дверь, и я вздрагиваю от неожиданности. Осторожно открываю дверь. На пороге, улыбаясь, топчется Иван и ряд небольших картонных коробок, аккуратно сложенных у двери нашей квартиры.

— Олеся, привет. Набирал тебя несколько раз, не берешь трубку. Ваш заказ, — кивает на коробки Иван.

Я и забыла, что на сегодняшнее утро я договорилась с Ваней о поставке и сборке комода. Хорошо, что оплатила сразу всё. Где бы я сейчас искала деньги?

— Я забыла. Вань, прости.

— Бывает, — Ваня деловито подхватил картонные коробки и проходит в прихожую, занося за собой запах морозного утра и мужского одеколона.

— У тебя что-то случилось? — Ваня внимательно смотрит на меня.

— С чего ты взял?

— Глаза опухшие и красные.

Иван, конечно, хороший молодой человек, но не в той категории, чтобы доверять личные дела. Я ещё даже с Ланкой не переговорила о муже-предателе. Но у меня было такое чувство, что это у