— Это, конечно, имеет смысл. Но в случае общества — самое странное, что люди, расценивающие его как результат, принадлежат к нему, а не находятся вне его. То же самое, что случается с большинством сценических представлений: зрительный зал может тешить себя иллюзией, но актеры знают, что действительность находится по ту стороны рампы. Люди, которые воспринимают общество в качестве места, где можно избежать труда, используют его по назначению, но когда само общество потворствует им, тогда искажаются все представления о жизни.

Селден приподнялся на локте.

— Господи! — продолжил он. — Я ценю декоративную сторону жизни. Мне кажется, что ощущение великолепия оправдано уже тем, что дает результаты. Плохо же здесь то, что слишком много человеческой природы израсходовано в процессе их достижения. Если мы — лишь сырой материал космических миров, то лучше уж быть огнем, закаляющим клинок, чем рыбой, которая окрашивает плащ в пурпурный цвет. И общество, подобное нашему, расходует слишком хороший материал для производства никчемных заплаток пурпура! Посмотрите на мальчика вроде Неда Сильвертона — он действительно слишком хорош, чтобы его использовать для реставрации какого-либо социального убожества. Перед вами парень, только что намеревавшийся найти вселенную, и разве не горько знать, что он закончит ее поиски в гостиной миссис Фишер?

— Нед — милый мальчик, и я надеюсь, что он сохранит свои иллюзии достаточно долго, чтобы писать о них милые стишки; но вы думаете, что утратить их можно только в свете?

Селден в ответ пожал плечами:

— Почему мы все наши благородные идеи называем иллюзиями, а низкие — истинами? Разве уже это не достаточное основание для осуждения нашего общества, раз мы сами согласны с такой фразеологией? Я овладел этим жаргоном в возрасте Сильвертона и знаю, как наименования могут изменить цвет убеждений.

Она никогда не слышала, чтобы Селден говорил с такой убежденностью. Его обычные высказывания были скорее эклектичны, категоричности он предпочитал ненавязчивую смену ракурса, сравнение. Она была растрогана внезапной возможностью заглянуть в лабораторию, где формировались его верования.

— Ах, вы столь же лукавы, как всякие сектанты! — воскликнула она. — Почему вы называете свою республику республикой? Это закрытое акционерное общество, и вы создаете деспотичные законы, чтобы не пустить туда чужаков.

— Это не моя республика. Если бы она была моя, то я совершил бы coup d’état[10]и возвел бы вас на трон.

— В то же время на самом деле вы полагаете, что я туда и на выстрел не подойду? О, я понимаю, о чем вы. Вы презираете мои амбиции — вы думаете, что они недостойны меня!

Селден улыбнулся, но без тени иронии:

— Ну, это ли не гимн амбициям? Я думаю, что многие из них достойны большинства амбициозных людей.

Она повернула голову, посмотрев на него серьезно:

— Но не могло ли так случиться, что, если бы у меня были возможности этих людей, я могла бы воспользоваться ими лучше, чем они? На деньги можно купить все — покупательная способность не ограничена алмазами и автомобилями.

— Нисколько. Вы могли бы сгладить удовольствие от общения с ними, основав больницу.

— Но если вы думаете, что эти люди то, чем я должна действительно наслаждаться, вы также должны думать, что мои амбиции достаточно хороши и для меня.

Селден встретил эту апелляцию смехом:

— Ах, моя дорогая мисс Барт, я не божественное провидение, чтобы гарантировать вам наслаждение тем, что вы пытаетесь заполучить!

— Тогда лучшее, что вы можете мне сказать: после того как я завоюю все, что хочу, плоды победы, вероятно, мне разонравятся? — Она глубоко вздохнула. — Какое жалкое будущее вы мне предсказываете!

— Ну а вы сами не думаете, что такое возможно?

Постепенно на ее щеки возвращался румянец, но не румянец воодушевления, а краска, поднявшаяся из глубоких колодцев чувств, будто усилие духа вызвало его появление.

— Часто, очень часто, — сказала она, — но все выглядит гораздо мрачнее, когда это вы мне показываете!

Селден ничего не ответил на это восклицание, и некоторое время они сидели безмолвно, но что-то пульсировало между ними при полном спокойствии вокруг.

Внезапно Лили накинулась на него с горячностью.

— Зачем вы это делаете? — закричала она. — Почему все ценности, которые я выбрала, вы принижаете и заставляете меня их ненавидеть, если сами ничего не можете предложить взамен?

Ее слова пробудили Селдена от задумчивости. Он и сам не знал, зачем завел разговор так далеко. Ничего подобного он себе не представлял, воображая полдень, проведенный с мисс Барт. Но это был один из тех моментов, когда никто, казалось, не говорил намеренно, когда внутренний голос каждого взывал к другому из невыразимых глубин чувства.

— Нет, у меня нет ничего, чтобы дать вам взамен, — сказал он, повернувшись к ней. — Но если бы было, то я все отдал бы вам, вы и сами знаете.

Она встретила эту резкую отповедь еще более неожиданно, чем он произнес эти слова, — закрыв лицо руками, но он успел заметить, что она всхлипнула.

Всего на мгновение, поскольку, когда он наклонился к ней и отвел ее руки, жестом скорее серьезным, чем страстным, он увидел лицо умиротворенное, а не искаженное эмоциями и сказал себе, довольно жестоко, что даже плач ее был притворством.

Мысль эта придала степенности его тону, когда он спросил, разрываясь между жалостью и иронией:

— Разве это не естественно, что я пытаюсь принизить все то, чего не могу вам предложить?

Ее лицо просветлело, и она отдернула руки, но не кокетливо, а словно отказываясь от чего-то, на что не имела права.

— Но вы принизили меня, разве не так, — ответила она нежно, — будучи убеждены в том, что это единственное, что меня заботит?

Селден чуть не взорвался, но это был последний всплеск эгоизма. Он ответил почти сразу, ответил просто:

— Но вас же это заботит? И никакие мои желания ничего не могут изменить.

Он настолько не осознавал, как далеко зашел, что даже почувствовал отчетливое разочарование, когда она обратила к нему лицо, искрящееся насмешкой.

— Ага! — воскликнула она. — Несмотря на все ваши красивые слова, вы на самом деле такой же большой трус, как и я, потому что вы бы их не сказали, если бы не были уверены в моем ответе.

И в потрясении от этой остроумной отповеди колеблющиеся намерения Селдена кристаллизовались.

— Я не был уверен, что вы так ответите, — сказал он тихо, — и, справедливости ради, полагаю, что вы тоже.

Теперь настала ее очередь посмотреть на него с удивлением, и через мгновение она выпалила:

— Вы хотите жениться на мне?