Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Губы встретились и сомкнулись. Его рот с нежной настойчивостью требовал ответа. Вивьен вцепилась в отвороты сюртука, как будто боялась потерять полноту ощущений. Все вокруг исчезло; остались лишь горячий бархат губ, мягкая ткань под пальцами и огонь, безжалостно сжигавший изнутри.
Оливер обнял ее, склонился и спрятал лицо в изгибе плеча. Начал целовать шею, медленно поднимаясь к волосам. Уткнулся в висок и на миг замер. Вивьен стояла неподвижно и блаженно впитывала нежность и покой.
Наконец он поднял голову и легко поцеловал в лоб.
— Вивьен…
Она покачала головой:
— Нет. Не говорите этого.
Он улыбнулся, опустил руки и отступил.
— А откуда вы знаете, что я собираюсь сказать?
— Не знаю. — Она взяла его за руки и улыбнулась в ответ. — Но я знаю вас.
— Хорошо. Тогда ничего не скажу.
Он сжал ладони, однако тут же выпустил и отошел в сторону.
На лестнице послышались шаги, и вскоре в комнате появился Грегори.
— Стьюксбери, Дженкс сказал, что вы здесь. — Он подошел и пожал графу руку. — Спасибо.
— Услышал о вашем отце.
— Да. Надеюсь, скоро ему станет лучше. — С улыбкой в глазах Грегори посмотрел на сестру. — Оставил папу с камердинером; он уснул, пока я ему читал. Кажется, тебя это не удивит.
— Ничуть. — Вивьен усмехнулась. — Если позволите, господа, я, пожалуй, тоже поднимусь к себе.
— Конечно. День выдался нелегким. — Лорд Сейер повернулся к графу. — Пойдемте со мной, Стьюксбери. Выпьем по стаканчику бренди, чтобы вам было не так холодно возвращаться.
— Благодарю, с удовольствием. — Оливер поклонился Вивьен. — Доброго вечера, миледи.
— Спокойной ночи. И спасибо.
Граф пристально посмотрел ей в лицо, кивнул и вслед за Грегори вышел из комнаты. Вивьен долго стояла неподвижно и слушала, как удаляются по коридору шаги, а потом наклонилась, подняла платок и прижала к щеке.
Потом едва заметно улыбнулась, спрятала платок в карман и пошла наверх.
Последующие дни доказали, что герцог Марчестер — пациент непокорный и своевольный. Он не желал проводить время в постели, но и сидеть в кресле возле окна тоже не соглашался. Заявил детям, что не привык проводить время в праздности, и, хотя с раздражением признавал, что правая сторона тела подчиняется плохо, сдаваться не собирался. Он не любил, когда ему читали вслух. Терпеть не мог пишу, которую приносил камердинер. Но больше всего ненавидел регулярные визиты врача.
Доктора Малларда герцог считал самоуверенным дураком, а после ежедневных посещений подолгу ворчал и дулся. Несмотря на очевидное улучшение состояния, он наотрез отказывался верить в причастность доктора к своему выздоровлению и твердил, что поправился бы и без этого шарлатана с его голодной диетой. В глубине души Вивьен порой начинала верить в справедливость подобных заявлений. Предписанное Маллардом меню, состоявшее из бульонов, овсянки, сухого печенья и чая, плохо подходило человеку, привыкшему начинать обед с черепахового супа и фазана, а продолжать рыбой и свиной отбивной в жирном пикантном соусе. Еще хуже действовал запрет на портвейн и бренди; дозволялся лишь стакан-другой самого легкого шерри.
— Все так осторожничают, что чувствую себя одной ногой в могиле! — возмущался герцог.
— Так вот почему ты позволяешь себе грубить? Пытаешься вывести нас из терпения?
— Ничего подобного! Грублю потому, что мне скучно, что нога не слушается, а говорю, как деревенский пьяница Денни Саммерс!
Вивьен рассмеялась:
— Неправда, говоришь ты уже гораздо лучше.
Герцог пожал плечами и вздохнул:
— Знаю. Но ощущение такое, словно в рот засунули коровий язык. И приходится думать обо всем, что делаю. О каждой мелочи.
— Да, это ужасно трудно. — Вивьен присела на край постели и взяла отца за руку. — Но улучшение очевидно. В первый день ты не мог даже пошевелить пальцами.
— Все равно силы нет. Даже поводья не удержу.
— На твоем месте я бы для начала подумала о ходьбе, а не о верховой езде.
Герцог усмехнулся:
— Жестокая. Ах, Вивви… — Он прислонился затылком к спинке кровати. — Я ведь был красивым мужчиной.
— Ты и сейчас красивый мужчина. — Вивьен приняла шутливо-горделивую позу. — В нашей семье все красивые.
В зеленых глазах вспыхнул прежний лукавый свет.
— Что есть, то есть, это правда. Даже твой братец до сих пор не смог себя испортить бесконечным сидением над книгами.
Монолог получился длинным, и Вивьен знала, что отцу он дался нелегко, а потому сочувственно сжала руку.
— Но он не только сидит в библиотеке, а еще и много ездит верхом.
— Да. Единственная моя черта, которую он перенял. — Марчестер пристально посмотрел на дочь. — Знаю, что был плохим отцом.
— Ну же, папа…
— Не беспокойся, не расплачусь. Просто говорю то, что есть.
— Мне другой отец не нужен.
— Видишь ли… — Он замолчал и отвел взгляд. — Твоя бабушка не устает твердить, что из-за меня ты не вышла замуж.
— Бабушка никак не может смириться с тем фактом, что я не выхожу замуж исключительно ради того, чтобы доставить ей удовольствие. Не верит, что мне и так очень хорошо. А на самом деле я просто не могу найти человека, похожего на тебя.
Герцог взглянул на нее серьезно, хотя губы изогнулись в улыбке.
— Не слитком ли много чести?
Вивьен со смехом обняла отца.
— Люблю тебя. Пожалуйста, постарайся больше нас не пугать.
— Не говори глупостей, девочка. Пока еще не умираю. — Он похлопал дочь по спине. — Сядь на стул и почитай мне еще немного. Блевинс, переверни подушку. Что-то нагрелась.
Вивьен шутливо закатила глаза, взяла книгу и снова начала читать.
Грегори, пятый маркиз Сейер, вышел из книжного магазина Хэтчарда и остановился в нерешительности, раздумывая, в какую сторону направиться. Сегодня он наконец прервал домашнее заточение и впервые покинул стены Карлайл-Холла. Хотелось бы, конечно, промчаться верхом по полям, но пришлось довольствоваться пешей прогулкой по улицам Лондона. Что ж, тоже ничего, тем более что ноги сами понесли в сторону книжного магазина.
Других молодых людей город привлекал множеством развлечений: клубами, азартными играми, выпивкой, вечерним флиртом с молодыми леди в гостиных и ночным весельем в компании женщин легкого поведения. Но Грегори первым делом обследовал книжные магазины. Другие места, разумеется, тоже вызывали интерес: время от времени маркиз посещал заседания различных научных и исторических сообществ, где обсуждались доклады и рождались новые идеи. Подобные встречи почти оправдывали потраченное на поездку время.