— адрес явно не «Город Москва, улица Большая Лубянка, дом номер два». Встреча стало быть, предполагается домашней — «без галстуков», так сказать.

Холодком обдало от ногтей пальцев ног до самых корней волос на макушке…

Ну, понеслась жара!

Погребинским был сделан первый ход.

Мне счастье с знакомиться с тем гадючником не улыбается, поэтому пытаюсь спрыгнуть:

— Где уж мне «прикидываться», когда Вы мне такие ребусы задаёте! Генрих Григорьевич, при всём моём к нему уважении — это ОГПУ при(!) СНК СССР. Мы же с Вами, товарищ Погребинский — НКВД РСФСР(!)… Совершенно разные ведомства с совершенно разными задачами.

Действительно, после реформы ВЧК в начале 20-х годов и образования СССР — до начала 30-х годов общесоюзного НКВД не создавалось. У каждой из четырёх республик был свой НКВД, имеющий функции по обеспечению общественной безопасности и пресечению бандитизма и иных правонарушений.

С органами же государственной безопасности — произошло всё с точностью наоборот. Из ГПУ при НКВД РСФСР и других трёх республик, было создано единое общесоюзное ОГПУ СССР, напрямую подчиняющаяся Совету Народных Комиссаров (СНК), где была сосредоточена вся деятельность по борьбе с контрреволюцией, шпионажем, по обеспечению государственной безопасности и борьбе с чуждыми Советской Власти элементами.

Однако, несмотря на организационные мастурбации, довольно тесная связь между ведомствами осталась. В двадцатых годах, например, ОГПУ фактически руководило Центральной аттестационной комиссией по единовременной аттестации личного состава милиции.

Каким-то странно-затуманенным взором на меня глядучи, Погребинский строго-жёстко меня осадил:

— Не умничай, товарищ Свешников! Прежде всего, мы с тобой — чекисты. Это — раз! Все отъезжающие за границу — проходят по линии Главного политического управления… Это — два! И наконец, пора бы уже и запомнить: приказы начальства не обсуждаются — а…

«Зависает» на миг, глядя вопросительно и я его не разочаровал, с лёгким подхалимажем закончив знаменитую фразу из боевого устава:

— … А, выполняются.

— Правильно, молодец. Это — три!

Нет, всё-таки сегодня он какой-то странный. И дело не в том, что его неизменная каракулевая шапка-кубанка, в которой он кажется даже спит и купается — не идёт к эксклюзивно пошитой из тонкого англицкого сукна в «Красной игле» «пролетарке», от слова «никак».

С момента нашей с ним первой встречи, Погребинский разительным образом изменился. Взгляд мой невольно задерживается на ордене «Красного знамени» (когда успел и за что?) и красной звезде в петлицах (неужели и, правда — настоящий рубин?).

Приложив руку к фуражке:

— Всё понятно, товарищ Заведующий губернским отделом НКВД! Разрешите идти?

Вяло махает рукой:

— Идите, товарищ Свешников, идите…

Разворачиваюсь на каблуках, чеканю шаг на выход.

* * *

Выходя из здания НКВД, промотал в памяти всю встречу и, усмехнулся:

— Ишь ты, «Ягодка»! Где-то я такое прикольное погоняло уже слышал. А товарищ Заведующий, сегодня явно под «коксом»… СТОП!!!

На полном ходу остановившись, как сэр Исаак Ньютон — с лёту врезавшейся в яблоню, с выпадением на голову обильных осадков в виде её перезрелых плодов:

— «Ягодка» — «кокс», «кокс — Ягодка»! Да, как же я раньше не допёр⁈

Насколько мне было известно со слов Мишки Барона: досель, достаточно дешёвый кокаин в Нижнем Новгороде — можно было достать без особых проблем.

Но «из-под полы», «с рук» — а не в аптеке.

Надеясь обмануться в своих предположениях, захожу в первую попавшуюся:

— Доктор! Марафет имеется?

— А, как же! Германский — фирмы «Мерк», — подвигает к себе аптекарские весы, — Вам сколько взвесить?

— «Сколько»? — начинаю закипать, — да, весь «кокс» что есть!

Удивлён, но охотно хватается за деревянные счёты и назвав требуемую сумму:

— А Вы сможете оплатить?

— Нет. Но вот засунуть в твою задницу — это запросто!

Что-то нервы в последнее время сдают…

Угрожающе:

— Гражданин не хулиганьте! Я сейчас милицию позову.

Действительно, неподалёку от аптеки мной были замечены два миньтона, шляющихся в моих же «пролетарках».

— А кого же ещё, — с горьким смешком и выхожу, не продолжая начатого скандала, — только родных правоохранителей в таких случаях и звать.

По ходу, ленинградский «урок» — преподанный мной, ими хорошо усвоен.

Ну вот… В результате моего вмешательства в историю один хороший человек, Погребинский Матвей Самойлович — тот, что «Флаги на башнях»… Словами Максима Горького — «человек уничтоживший беспризорность», которого я «там» — хотел сделать главным героем своего следующего 'попаданческого произведения… Мало того, что стал коррупционером…

Стал наркодиллером!

Не выдержал стало быть испытание властью.

Настроение просто в хлам.

* * *

Как говорится, не так страшен чёрт — когда его досконально знаешь!

Поэтому я не поленился и, вернувшись на сутки в Ульяновск — посидел ночку за компом, изыскивая и анализируя малейшую информацию про Генриха Генриховича.

Сказать по правде, я и до этого был о нём достаточно «определённого» мнения — но, то что я узнал…

Настоящее имя без пяти минут (лет) Генерального комиссара государственной безопасности — Гершель Гершелевич Иегуда (Иуда, в переводе на русский).

Откуда сие бедствие родом и кто родители этой «аварии», по правде сказать — так и не понял. Известно только, что в первый раз Ягодка засветился учеником нижегородского гравера Михаила Свердлова — отца Якова Михайловича Свердлова, печально известного революционера-большевика. Не знаю верить или как, но молодой Ягодка был два раза пойман за нечистую руку, но полицию звать и вообще — шума поднимать не стали, так как Свердлов-папа — подрабатывал изготовлением фальшивых печатей, клише и документов для нужд подпольщиков.

В третий раз, его поймали на девятилетней(!) Иде Авербах — внучке ювелира и племянницы будущего автора первой советской конституции. Поймав, уже не за руку — а за «нечто» совершенно другое, опять же без всякого скандала — примерно наказали женитьбой на ней, таким образом — введя эту гнусную личность в не менее гнусный семейный клан Свердловых.

И не только!

Так как Максим Горький в своё время усыновил ушедшего из семьи сына Михаила Свердлова — Завеля (брата Якова, получается), дав ему имя Зиновий Пешков — то Ягода стал и членом семьи великого пролетарского писателя.

Таким образом, сося сразу у двух «отцов»… Ээээ… У двух «маток», наш антигерой сделал стремительную карьеру. По рекомендации Свердлова и по протекции самого Дзержинского — вступив в 1918 году в ВЧК, уже в 1924-м Ягода вошел в состав Особого совещания ОГПУ — которое имело права высшей судебной инстанции, выносящей приговоры без права обжалования.