подробности из истории русской литературы. Он лишь говорит, что путинские дипломаты не испытывают ни малейшего почтения к делу Петра и без колебаний заявляют, что пришло время развернуть Россию «лицом к Востоку».

«Лицом к Востоку»

Увы, тут у путинского истеблишмента тоже проблемы. И пожалуй, посерьезнее, чем с Западом. Начать с того, что население России вовсе не разделяет его энтузиазма. Во всяком случае, еще в марте 2015 года, то есть уже после «крымнаша» и пожара в Донбассе, согласно опросу Левада-Центра, 60 % опрошенных предпочитали «развитие экономических, политических и культурных связей с Западом» против 29 %, стоявших за «разрыв всех связей и отношений с Западом».

Вообще-то не очень понятно, что связывает Россию с динамично развивающимся Тихоокеанским регионом, который, собственно, и имеется в виду под Востоком. Да, у России есть Дальний Восток, четвертая по величине (после Китая, США и Канады) тихоокеанская территория. Но его население (6,3 млн человек) меньше населения крохотного Гонконга и несопоставимо с 70-миллионным населением Таиланда, не говоря уже о 200-миллионном населении Индонезии. Динамичность развития не стоит и сравнивать. Другими словами, принадлежность России к Востоку более чем проблематична (об этом нам еще предстоит поговорить очень подробно).

Тем более что. не считая нефтяных сделок с Китаем, никакого участия в жизни региона Россия, по сути, не принимает. И едва ли удивительно, что в книге самого изобретателя термина «поворот к Востоку» (см. Kishore Mahbubani. The Irresistible Shift of Power to the East 2008) о России нет ничего, кроме нескольких нелестных замечаний. А в последней книге этого влиятельного филиппинского политолога (см. The Great Convergence: Asia, the West and the Logic of One World, 2013) России и вовсе нет. Как видно, не помогли ей присоседиться к Востоку ни сделки с Китаем, ни роскошный «мост в никуда», построенный во Владивостоке для очередного саммита АТЭС (на который, говорят, ухлопали миллиард долларов).

Так к чему же отнести путинскую Россию, если для Азии она чужая, неотличимая от Европы, а от европейского гражданства сама отказывается по причине ее «упадка»? Похоже, и в международном аспекте путинская политика завела Россию в тупик. Так же, впрочем, как и внутренняя. Вот о том, при каких условиях возможен выход из этой тупиковой ситуации, и рассуждает в своих сценариях российского будущего м-р Ло.

Не могу сказать, что эти сценарии отличаются большой фантазией. Не только потому, что им предшествует обычная оговорка, что «из-за большого числа переменных носят они не столько предсказательный, сколько предположительный (suggestive) характер», но и потому, что все они просто заимствованы из прошлого. Но об этом судить читателю.

Сценарий первый: «мягкий» авторитаризм

В 2030 году в России будет нечто похожее на «путинский застой». Но хуже. Намного хуже. Основная функция сценария — сохранить легитимность власти при стабильной стагнации — начнет быстро сдуваться. Россия станет стремительно терять свои позиции в международной политике. Все большее отставание от США и Китая — это само собой, но к 2030-му ее перегонят и такие региональные державы, как Турция или Индонезия. Из категории стран с развивающейся экономикой она перейдет в категорию регрессивных наций.

Как видим, этот сценарий не сулит выхода из тупика.

Сценарий второй: «жесткий» авторитаризм

Примерно то же, что было в России после 2012 года. Только власть «сильного лидера» станет еще более диктаторской. Огосударствление экономики зайдет еще дальше, оставшиеся НГО будут разгромлены, «белые пятна» в медиа вроде «Эха Москвы» или «Новой газеты» — ликвидированы. Вмешательство в личную жизнь граждан станет ощутимее, но не больше, чем при Андропове. До сталинской тирании дело не дойдет: дорого и опасно для самой власти (а еще говорят, что история ничему не учит). Хотя реакция на вмешательство Запада в Евразии станет уль-трааллергической.

Чем закончится дело с санкциями и с ситуацией на Украине, не сообщается. Из контекста, однако, можно заключить, что ничем: так и останется, как сегодня. До новых провокаций, впрочем, не дойдет-на конфронтацию с НАТО Цезарь не решится. Неминуемого унизительного поражения режим не переживет, но телевизионное «вставание с колен» не только не утихнет, но и усилится.

Важнее, однако, замечание автора, что жертвой жесткого авторитаризма могут стать отношения с Китаем. К 2030-му Китай, безусловно, станет игроком № 1 на просторах постсоветской Евразии, и Россия, которая так и не смирится с потерей империи, стерпеть этого не сможет. Недаром же самыми непримиримыми алармистами по поводу китайской угрозы всегда были «державники» (м-р Ло приводит в пример Дмитрия Рогозина, заместителя премьера в правительстве Медведева). Но на конфронтацию с Китаем Россия не решится, как не решилась на конфронтацию с США. Несмотря на то, что ее военный бюджет по отношению к ВВП будет по-прежнему превышать военные бюджеты и Китая, и даже США (в 2013 году соотношение было такое: Китай-2.1 %, США-3,8 %, Россия-4,2 %), она все равно будет оставаться, по выражению недавнего главы путинской Администрации Сергея Иванова, моськой по сравнению со слоном.

Тем более что неудача с «поворотом на Восток» окончательно собьет с толку российскую внешнюю политику. Она начнет метаться между попытками укрепить евразийскую интеграцию вокруг России и «минималистской» политикой вплоть до нового сближения с Европой. Эти метания (вкупе с практической невозможностью изолировать страну от окружающего мира и резким снижением благостояния) и погубят режим жесткого авторитаризма, лишив его легитимности, как лишили в свое время СССР.

Ничего, кроме крушения, не обещает России и этот сценарий.

Сценарий третий: распад

Новую перестройку м-р Ло не предвидит и начинает прямо с того, что я предсказывал в 1995 году. Моя книга называлась «После Ельцина: Веймарская Россия», а для м-ра Ло Веймарская Россия началась в 1992-1993-м. Тогда в стране, он полагает, на равных конкурировали либералы, «державники», коммунисты, паладины советской власти, ультранационалисты. И главный вопрос состоял, по его мнению, не в том, сохранится ли Россия как социалистическая империя, а в том, сохранит ли она суверенитет над Северным Кавказом и Дальним Востоком. И ее внешняя политика до 1996 года была не прозападной, как принято считать, а совершенно растрепанной (highly erratic). Что поделаешь, таково последнее слово западной политической науки о ельцинской революции.

В принципе, под «распадом» (fracturing) м-р Ло имеет в виду совсем не то, что мы предполагаем: не отпадание территорий, а скорее неуправляемость, граничащую с анархией, если не просто анархию (это слово он тоже употребляет). Русский национализм, говорит он, будет доминировать.

И если сегодня главные его мишени — Соединенные Штаты и мусульмане-мигранты из Средней Азии и