торопливые короткие гудки, и курсант решил интересующий его вопрос отложить на светлое время суток.

Всю ночь начинающему эскулапу снились кошмары. Будто он стоит на броневике над ревущей толпой из солдат и матросов революционного Петрограда и красный кумач до горизонта колышется над штыками, папахами и бескозырками. А рядом, на этом же броневике, примостился последний генсек КПСС Михаил Сергеевич Горбачев и страстно втирает массам что-то там про ускорение и перестройку.

— Не верьте ему! — орёт во всё горло Григорий, — это жулик! Он СССР продал и вас всех продаст!

— А ну, кто тут временные, слазь! Кончилось ваше время! — кричит огромного роста матрос, хватает Распутина за ногу, стаскивает с броневика и тот летит вверх тормашками прямо под ноги солидным господам купеческого сословия, одетых в каракулевые шапки и длиннополые шубы.

— Никогда не понимал этих большевиков, — брезгливо отряхивая соболий воротник, говорит один из купцов, глядя на Горбачёва, — Российскую империю развалили, Советский Союз развалили, ума не приложу, что им вообще от жизни надо?

— Сволочи вы все, мироеды, креста на вас нет, — барахтаясь в кроваво-красном снегу, кряхтит Григорий..

— Ну как же нет? Вот он — крест! Присутствует! — вкрадчиво над самым ухом слышит Распутин голос генерала Миронова, видит самого контрразведчика в комиссарской кожанке и свои руки, примотанные к перекладине креста колючей проволокой.

— Артем Аркадьевич! Зачем это? — изумлённо шепчет Григорий.

— Ну как зачем? — удивляется генерал, — вы же хотели в Рай, Гриша! А там нераспятых нет!

— Да к тому же, с креста оно всегда виднее, куда грести, чтобы не простудиться! — осклабившись, пробасил генерал Рома с черным дипломатов в одной руке и бутылкой Tullamor в другой…

— Поднимай его, братва! — орёт толстяк в бескозырке, и Гриша узнает в нем Бамбука… Крест поднимается над толпой и курсант видит, что он висит над бездной, и стоит еще промедлить хоть секунду — ухнет в преисподнюю..

— Да вот хрен тебе! — орет Распутин в красную рожу Бамбуровскому, рвётся с перекладины, падает и… просыпается на полу рядом со своей питерской кроватью, мокрый и тяжело дышащий..

* * *

В госпиталь Григорий пришел раньше времени, дёрганый и невыспавшийся. Несмотря на воскресное утро, у входа он заметил необычное оживление — рядом с санитарными неотложками примостились несколько черных представительских «волжанок», а чуть поодаль разгоняла мигалками предрассветную хмарь пара милицейских «бобиков».

В районе солнечного сплетения неожиданно сжались в комок и заныли мышцы, а в висках начала сильно-сильно стучать кровь. Прибавив шаг, Распутин буквально влетел в фойе и с ходу наткнулся на милицейские куртки и шинели, буквально заполонившие помещения.

— Документы, — коротко бросил стоящий у дверей омоновец.

— Распутин, практикант, на дежурство, — коротко отрекомендовался Григорий, протягивая пропуск.

— Так, — омоновец внимательно пролистал все страницы, — подождите минуту, пожалуйста. За вами сейчас придут.

Пробубнив что-то в рацию, милиционер отодвинул Григория в сторону и тотчас потерял к нему всякий интерес. Ждать пришлось недолго.

— Этот? — исподлобья глядя на курсанта, спросил у омоновца какой-то плечистый мордатый перец в короткой кожаной куртке и пуловере, из-под которого торчал воротничок синей форменной рубашки. Если бы не она, вопрошавший вполне мог сойти за своего в любой окрестной гоп-компании. Увидев кивок омоновца, «кожаный» коротко буркнул, не вынимая рук из карманов «Капитан Заваров, УБОП», развернулся, коротко бросил через плечо «за мной, курсант» и, не оборачиваясь, быстрым шагом пошел в направлении администрации. Народа здесь было поменьше, а шума — побольше. Отовсюду слышны были чьи-то голоса и даже шум передвигаемой мебели. Около знакомой Распутину двери кабинета главного врача капитан остановился, пропуская вперед Григория. Внутри было прилично накурено. Самого Главного не было, зато присутствовали трое, чья служебная принадлежность легко угадывалась и без формы.

— Вот вы какой, значит, Григорий Иванович? — осведомился старший из них. — Ну что, гражданин Распутин, на место преступления потянуло?

Глава 8

Руки за спину. Лицом к стене…

Спустя сутки

— Руки за спину. Лицом к стене, — сержант, сдерживая зевоту, достал наручники и застегнул у Распутина на запястьях, тряхнул, хмыкнул недовольно, затянул сильнее.

— Ау! — непроизвольно вскрикнул Григорий.

— Больно?

— Нет, щекотно, — прошипел курсант.

Сержант опять хмыкнул, трещотка отсчитала еще несколько щелчков, металл врезался в посиневшую кожу.

— А сейчас?

— Что бы ты поскользнулся на моих слезах, скотина!..

Ещё щелчок…

Распутин зарычал от боли и унижения. Хотелось хоть как-то ответить обидчику, пнуть, например, его каблуком ботинка, тем более, что колено милиционер подставил очень удобно для удара. Но накопленный за последние сутки опыт сильно-сильно советовал не делать глупости, их и без того было предостаточно, начиная с нелепой, ненужной драки в госпитале. Он тогда не оценил шаткость своего положения, не просчитал всех последствий, поэтому на провокационную реплику о своём появлении, якобы, на месте преступления повёлся, как олень на манок. Шагнул к оперуполномоченному поближе, посмотрел в глаза и сквозь зубы процедил:

— С вашей проницательностью только и предсказывать, в какой руке арбуз…

У опера от неожиданности подскочили брови.

— Эвона как! Я не понял, студент… Ты так хамишь, потому что баран по гороскопу или у тебя просто в кармане запасная челюсть?

Распутина замкнуло. В кабинете запахло знакомой армейской атмосферой, где не ответить на такой выпад значило фатально потерять лицо.

— Слова не понимаешь? Попробую объяснить жестами — ты мой средний палец хорошо видишь?

— Ах ты… — старший попытался схватить курсанта за оскорбительно выставленный фаллический символ, но тот шустро поднял руку и милиционер вцепился в запястье.

Дальше тело Григория работало в автоматическом режиме. Подшаг левой вперед, захваченная рука выворачивается в сторону большого пальца противника, правая нога бьет толстым носком зимней обуви куда-то под колено и сразу делает широкий шаг назад, правая рука одновременно перехватывает кисть противника и тянет ее в сторону своей правой стопы, а левая рука заносится над предплечьем так, что плечо противника проскальзывает подмышку. Подсесть, потянуть… Слегка обмякшее от болевого шока тело опера ойкнуло, послушно нагнулось и полетело прямо в обалдевшего Заварова, стоявшего позади Григория. Получив в солнечное сплетение головой своего шефа и приземлившись на копчик, Заваров пару секунд беззвучно ловил ртом воздух, бездумно шаря руками по поясу старшего товарища, пока не нащупал рукоятку пистолета. Григорий даже «мама» сказать не успел, как один за другим треснули четыре выстрела и раздался дикий вопль старшего:

— Идиот! Он же газовый!!..

Эвакуация из кабинета и из коридора, куда заметно пахнуло сладковатым душком хлорацетонфенона, случилась бурная, суматошная, но очень дружная. Григория практически вынесли в фойе. Там дружба и закончилась. В обстановке