Груздь бросил взгляд на часы.

— О, все! В суд пора.

— Это в двух шагах, — показал знание местной географии Злобин. — Еще на секунду задержу, не больше. Григорий Валерианович, дай распоряжение передать для ознакомления все дела, что вел Шаповалов. Ну, скажем, за последний месяц.

Груздь нахмурился. Лицо заметно потяжелело. Он явно не горел желанием пускать в свой огород чужака из столь серьезного управления Генпрокуратуры. Если Шаповалов что-то напортачил в бумагах, — а кто не без греха? — то отвечать придется ему, Груздю. Недосмотрел, недобдел, недоучил…

— Для очистки совести, не более того, — постарался подсластить пилюлю Злобин. — Вряд ли на парня наехали из-за дел, что он вел. Конфликтов же не было, так?

— Да был один эпизод, — задумчиво покачал головой Груздь. — С полгода назад. Поцапался Валька на выезде с одним конем в пальто из ГУВД. Но проблему давно разрулили. Нет, оттуда вряд ли ударили, — заключил он.

— Поймаем, спросим, — усмехнулся Злобин.

— А? — удивился Груздь.

— Один опер в Калининграде так шутил, — пояснил Злобин. — Сидим, версии прокручиваем, а он только кивает. А как его мнение спросишь, он плечами пожмет и говорит: «Поймаем, спросим».

Груздь только хмыкнул. Шутку явно оценил, а вот желания посмеяться в голос Злобин у него не заметил.

Злобин занял рабочий стол Шаповалова. Комнатку пришлось делить еще с одним следователем, одногодкой Шаповалова. Парня он привлек к процедуре открытия сейфа Шаповалова, пришлось составлять акт и ставить подпись, и теперь он из своего угла время от времени бросал на Злобина взгляд затравленной мыши.

Злобин разложил дела стопочками, по мере значимости. Всякая уголовная беспредельщина, совершенная в быту испитыми донельзя личностями, устроилась с краю. Перед собой Злобин оставил дело Мещерякова, накрыв его для конспирации делом подпольной видеостудии, что, не таясь, клепала порнографические фильмы в подвале дома, соседнего с ОВД.

Опытному глазу однотипные бланки и безликие бумажки способны рассказать многое. Злобин пролистал подшитые в папке бумаги сначала быстро, чтобы составить общее впечатление, а потом — вчитываясь в каждую строчку. Стала вырисовываться картина происшедшего, и она Злобину не понравилась. Слишком все было заурядно, чтобы привести к такому финалу.

Едва труп Мещерякова ударился об асфальт, как начали вращаться шестерни бюрократической машины. А она, машина, имеет собственное представление, зачем и как работать. Если есть шанс не работать вовсе, то, будьте уверены, найдет возможность — дай только волю! — и шестерни вообще будут вращаться исключительно на холостых оборотах.

На труп, в полном соответствии с приказом генерального, выехал лично Груздь как представитель руководства прокуратуры. Очевидно, из младшего следственного состава под рукой никого не оказалось, и ему пришлось вспомнить молодость и собственноручно составить протокол осмотра места происшествия. На этом его участие в деле закончилось. Бумажка с выводом, что «криминала нет», естественно, подшита не была. Но вывод такой Груздь наверняка озвучил. Потому что по факту смерти Мещерякова формального уголовного дела не возбуждалось. Осуществлялась лишь проверка, как говорят, «в рамках статьи 190 УПК», которую Груздь перепоручил местному ОВД.

Опера в ОВД оказались ребятами тертыми. Несмотря на то, что шла лишь проверка, отработали свидетелей и запротоколировали все, как полагается при ведении уголовного дела. Разумно: чтобы не бегать с высунутым языком, когда проснется прокуратура и все-таки примет решение о возбуждении уголовного дела.

А такая вероятность не исключалась. Гражданка Варавина, сожительница Мещерякова, упорно настаивала на том, что Мещерякова убили, о чем даже написала в заявлении. Зам по уголовному розыску ОВД Алексей Пак с ней не согласился и вынес постановление об отказе. Возможно, разделял устное мнение Груздя, что криминала нет, а скорее всего просто не хотел вешать на себя очередной «висяк». Груздь тоже грузить следователей висяками не хотел и резолюцию утвердил.

Висяк всем на шею повесил Валя Шаповалов. Вряд ли он поддался слезам и мольбам гражданки Варавиной, пришедшей искать правду в прокуратуру. Он что-то усмотрел в акте судебно-медицинского исследования трупа. (Злобин нашел на полях документа закорючки, сделанные карандашом.) Очевидно, не поленился и лично побеседовал с экспертом. О чем они шептались, неизвестно, но следующим ходом Шаповалова был доклад прокурору. Или аргументы Шаповалова так на него повлияли, или сказалось пред отпускное настроение, но прокурор резолюцию Груздя отменил и передал дело для дальнейшего расследования Шаповалову. «Интриги, едреный корень! — подумал видавший и не такие виды Злобин. — И здесь интригуют в служебное время. Неспроста прокурор в последний день перед отпуском отменил решение своего зама. И как на это отреагировал Груздь?» Злобин сверился со списком дел, находившихся в производстве у Шаповалова, список составили по просьбе Злобина. Получалось, даже если не считать дежурств и экстренных выездов на происшествия, в сутках у Шаповалова должно было быть не меньше сорока восьми часов. Как он все успевал, осталось тайной.

А Груздь отреагировал «правильно»: на следующий же день навесил на не в меру ретивого следователя еще три дела.

Формально правы были оба — и прокурор, и зам по следственной работе Груздь. Прокурор проявил принципиальность и жизненный опыт. Блюдя закон, подстраховался, сымитировав прокурорский надзор. В устной форме он, подписывая постановление, мог дать команду Шаповалову тянуть на 5–2, как говорят следователи, то есть работать на прекращение уголовного дела. Злобин такого варианта не исключал, но доказательств, естественно, не имел, просто опыт подсказывал. Груздь же имел полное право воспитывать молодых следователей так, как считал нужным. И даже Валя Шаповалов был прав, навешивая на прокуратуру висяк. Пока молод, надо копаться во всех делах засучив рукава, по самые локти влезая в жижу. Ибо никто не знает, в каком помойном ведре человеческой натуры ты откопаешь золотые звездочки на погоны. «У всех своя правда, а труп на кого записывать?» — пришла на память присказка знакомого опера.

Злобин закрыл папку.

«Действительно, чем же Шаповалов так насолил, если через пару дней его пришлось отстранять от работы? Надо поработать со свидетелем».

Злобин достал из пакета банку кофе, пачку сахара и кружку. «Походный набор» купил у метро, времени искать кипятильник не было, а так получился бы полный комплект.

— Коля, а где можно кипятком разжиться? — спросил он у молодого следователя.

— Сейчас нарисуем. — Коля нагнулся под стол, щелкнул включателем. Сразу же раздался звук закипающего чайника.

— А почему под столом? — поинтересовался Злобин.

— Конспирация. Шмон идет по пожарной линии, — пояснил Коля.

— Не скучаете.

— Лучше бы проводку сменили, — проворчал Коля.

Достал свою кружку, стал протирать подвернувшимся под руку листком.