– Наш бвана Чёрный Эну несколько раздражён.

– Насколько?

– Он выпил на два бокала больше. Говорят, что вчера здешним аборигенам вдруг удалось причинить вред одному из наших киборгов.

– Глупости, роботы неуязвимы.

– Разумеется, однако…

– Продолжай.

– Техники шепчутся, будто бы те знания, что Высшие передали людям, оказались для них слишком передовыми, а потому чрезмерно опасными для нас. Неразвитый разум дикаря способен обратить цивилизацию вспять. Киборгу повредили видеопорт.

Капитан задумался на пару минут и уважительно кивнул. Не всем ануннакам были присущи снобизм и высокомерие, и к тому же ему почему-то нравились люди.

– А сегодня к вечеру пришла ещё более пугающая новость. Пропал боевой дрон. Последнее, что он успел передать, так это сцену погони за двумя местными. Потом темнота, звук ударов и тишина.

– Это всего лишь машина, не наделённая интеллектом. У нас целая армия дронов.

– Но туземцы умудрились покалечить даже «сокола» Ту-ра 87tnt.

Капитан довольно забултыхал лапами в остывающей глине. А что, теперь причина плохого настроения Верховного обрела реальный смысл: нецивилизованные дикари наконец-то начали давать колонизаторам отпор. Похоже, у этой планеты есть свои тайные силы, Тиамат ещё покажет себя…

* * *

Вася и Заур спали в прогретой пещере на широкой чеченской бурке, укрывшись сверху простой рогожкой. Их выход на Линию в свои первые дозоры получился более чем насыщенным. Эмоции зашкаливали с обеих сторон, поэтому, видимо, и вырубились ребята практически одновременно. Дед Ерошка с внучкой мирно сидели у костерка, коротая ночь за разговорами.

– Что ж, внучка, выходит, и впрямь энти двое и есть те линейцы. Эвона, тока на службу вышли, а уже троих демонов завалили.

– Так в чёрного абрека я стреляла. Да и сокола опасного офицерик не до смерти прибил, а сабельку в руках ровно баба сковородку держит.

– Неучёные – это верно. Ну да, поди, храбростью отмеченные.

– Храбрость ума не заменяет.

– Когда-от как. Бывает и наоборот.

Молодая казачка задумалась и вздохнула, поведя плечами. Всё верно, тут дедуля прав, бывает и не такое даже, но порой всякое случается.

– А ты не засиделась ли в девках-то?

– От тока не надо…

– Да с чего ж не надо-от? У меня глаза есть, чай вижу, как на тебя станичники да солдаты заглядываются. Хоть того же офицерика возьми. Кудрявый…

Девушка вскочила, выпустив носом пар, но старый пластун удержал её за рукав черкески.

– Горяча ты больно, к старшим без должного почтения, хоть при войске на птичьих правах. Негоже девке казачью форму носить, с ружьём по куширям лазать, хищников выцеливать. Для других дел вас, баб, земля народила.

– Агась, муж, семья, дети, стирка, борщ! От мечта прям…

– Ох ты ж и спорщица! А что как я тоже не вечный? Ить куды пойдёшь, как меня боженька приберёт? Из всей родни тока ты да я.

– Дедуль, ну всё, будет тебе… Иди-от спать-ка, я до зорьки посторожу.

Старик посидел ещё с минуту, молча встал, тихо хлопнул себя по коленям и, качая бородой, отправился на боковую. А его чернобровая внучка продолжила смотреть на оранжевые угли. Невысокое пламя плясало, бросая золотисто-кровавый отблеск на звёзды, точно так же, как несколько лет назад ревущий пожар слизывал последние останки её разорённой станицы.

Когда подоспели казаки с соседних хуторов, то из всех живых нашли в лесу лишь семилетнюю дочку Бескровных. Она сжимала разряженный пистолет и не говорила ни слова, а заплакала впервые даже не на похоронах отца, матери и братьев, но разрыдалась, лишь когда из похода вернулся дед. Как обняла его, так на шаг и не отпускала. С ним она и осталась в расположении полка: девушка быстро училась всему, и спустя десяток лет даже самые отчаянные абреки в горах с уважением произносили её имя…

– Да пёс их разберёт, Заурку с Васькой, – в конце концов тихо протянула девушка. – Вполне может статься, что и впрямь они линейцы. Мне-то с того что? А ничего! Пусть ещё себя покажут, многих та Линия ломала, ещё поглядим.

Весь остаток ночи, почти вплоть до самого рассвета, казачка Бескровная честно несла пост с заряженным ружьём на коленях. Стоило пробиться первым розовым лучам, окрашивающим дальнюю цепь снегов Приэльбрусья, как старый пластун вышел ей на смену, накинув на плечи внучки нагретый чекмень. Можно было прилечь часа на три, а то и четыре.

На службе принято ложиться и просыпаться без лишнего шума, чтоб не дай бог не разбудить товарищей, пришедших с ночного дежурства. Тем более здесь, в горах, где каждый шум мог оказаться роковым, выдав противнику местонахождение маленького отряда.

Лихие чеченцы, черкесы, дагестанцы, осетины, да и всякие смешанные шайки бандитов без роду-племени всегда находили чем поживиться на узких тропах Кавказа. И пусть у них были драные бешметы, но зато отличное оружие; плохая обувь, но прекрасные кони; скудная пища, но животная храбрость; редкие монеты в кармане, но сколь угодно скота и рабов после первого же набега.

Эти люди не ходили по одному, сбиваясь в отчаянные разбойничьи ватаги от полусотни до тысячи клинков, а их весёлая отвага и безжалостная кровожадность давно стали притчей во языцех. Их боялись, ими восхищались, их воспевали и им старались не становиться поперёк дороги. Что же могла противопоставить такому набегу крохотная команда из четырёх человек – двух молодых недоучек, одного старика и одной девушки? Да и кроме того, на Линию за спинами этой команды заглядывались не только люди…

Когда дед Ерошка слегка вытянул нагайкой и того и другого, солнце висело уже довольно высоко: было часов девять, если не десять. Пора, стало быть.

– Подъём, офицерик! И кунака своего буди! Внученька-то моя до самого генерала Ермолова отправилась, трофеи ему передать, а ещё-от крупой да сухарями разжиться. Так вставайте уже, чё ли, чертяки лежебокие!

– Встаём мы, встаём, не надо больше драться! – пробулькал Барлога, не разлипая глаз и ещё плотнее кутаясь в рогожу. – Я где-то читал, что благородных господ положено будить нежно, похлопыванием по плечу и поцелуем в ушко.

– Ой, так я тя щас и прихлопну, и поцалую!

Старый казак не задумываясь вновь поднял нагайку, но господин Кочесоков, вскочив, примиряюще поднял руки:

– Вах, зачэм так громко шумишь, почтеннейший? Всё, всё, мы весь встал, сон ни в один глаз, мамой кылянус!

– Поднимай приятеля своего, – скрипнул жёлтыми зубами дед Ерошка, но плеть опустил. – Живо мне-от умыться, сходить куда надоть, в порядок себя привесть, а потом поснедаем трошки и за дела.

– Отечество в опасности? – сонным голосом уточнил Вася, но, невзирая на все чины, заслуги и звания, был поднят другом практически за шиворот, поставлен вертикально и даже слегка отшлёпан по щекам для придания хорошего цвета лица и приличествующей бодрости.