Неужели это и есть ее место назначения? Что-то внутри нее взбунтовалось. Проделать весь этот путь, вытерпеть столько всего, только чтобы, в некотором смысле, вернуться туда, откуда она начала? Интересно, есть ли там, внутри, еще один искусственный остров? Бойня, сады – все то же самое? Может быть, подруга Санджи еще жива, вопреки всему? Птице в это верилось с трудом. Ни один сенсор ее темной сети не сигнализировал о том, что поблизости есть жизнь.

Она облетела здание по кругу – раз, другой. Огромный след пожара размазал черноту по всей крыше, расплавил антенну и другое тонко чувствующее оборудование. Какой-то удар страшной силы оставил в стене здания пробоину, и из нее торчала баррикада, сложенная из лабораторных столов, стульев и стендов из нержавейки. В проемах баррикады виднелись и кости, облепленные мхом и плющом.

Рядом лежала пустыня – Лаборатория располагалась на самой тонкой зеленой полоске между сушей и водой. Настороже, рискуя попасться кому-нибудь на глаза, Странная Птица не находила следов человеческой жизни. Кто бы ни разрушил Лабораторию, он, верней всего, направился дальше – в воды или вдоль побережья. Возвратится ли? Нигде, насколько знала Странная Птица, нельзя было быть уверенной в том, что угроза не найдет обратный путь.

Нет, не войдет она в это здание, не полетит по узким коридорам. Она не могла, для нее это было уж слишком. Птица вознесла хвалу Вику – благодаря ему она достигла этого места, но могла и покинуть его по желанию. Для чего бы ни предназначался компас, какой бы план ни задумала Санджи – Странная Птица опоздала.

Усталость. Усталость оттого, что она зашла так далеко – вот что ей чувствовалось. Но и без облегчения не обошлось. Теперь она могла закончить путешествие и жить собственной жизнью – так долго, как получится. Теперь она даже не возражала против одиночества, хотя когда-то надеялась найти себе подобных. Она знала, что они не могут ждать ее внутри, ведь если бы они действительно были ее сородичами – восстали бы против такого места и давным-давно сбежали или умерли, пытаясь это сделать.

Тем не менее, пульс компаса все не утихал, хоть она и думала, что он уймется вблизи места назначения. Оставался последний возможный вариант – еле заметная мшистая тропка, идущая от лаборатории к морю. Даже если это – мертвый номер, чего ради Птица заплатила столь великую цену?

Пресный ручей поблизости срывался в океан миниатюрным водопадом. В кавернах за завесой воды угадывались потенциальные убежища. Вон та небольшая ниша, к примеру. Тут чудо-компас забился так сильно, что Птица еле-еле сумела взлететь. Поднырнув под водяной поток, она нашла пещеру, внутри которой непостижимым образом росли болотно-зеленые деревья с фиолетовыми ягодами. Съестными, судя по запаху.

Компас встал наглухо. Умер – в непосредственной близости от своего близнеца.

На одном из деревьев восседала пестрая птица. Ее сестра – во всем переливающемся великолепии; ее прежняя версия, прекрасная и не хлебнувшая всего того горя, что досталось ей. Их взгляды встретились. Птица на дереве с любопытством смотрела на маленькую птаху, тайком проскользнувшую в убежище. И призраки, населявшие их разумы, наконец-то нашли друг друга.

Какое-то время обе настороженно и опасливо молчали. Смотрели друг на друга до тех пор, пока Странная Птица не поняла, что ее узнали. И – будто по мановению руки рухнула та стена, без которой одна не могла более прятаться от другой.

Хотела бы я, чтобы мир стал лучше, Санджи. Чтобы все мы стали лучше. Хотела бы я быть жива, чтобы встретиться с тобой. Чтобы все наши планы удались. Чтобы мир был спасен. Хотела бы я… но, если ты слушаешь это сообщение, значит, мы потерпели неудачу. И уже слишком поздно. Я держалась так долго, как могла, но… но.

И ответ был таков:

Пусть я не могу быть с тобой, солнце мое, я все равно буду беречь тебя всю жизнь.

Все, кто трудился над Странной Птицей… кто вмешивался в ее судьбу, кто возлагал на нее надежды или опасения… все они были мертвы. Вместе со своими чаяниями. Но Странная Птица могла видеть будущее. Вот они исследуют подлесок в поисках пропитания. Садятся на крышу разрушенной Лаборатории. Прыгают по деревьям, срывая плоды. Ютятся в скалах – и, может статься, строят гнезда. В любом случае – живут долго-долго. Неважно, найдутся ли в их жизни спутники – вон они, овес и ежевика, растут у самого моря, клюй – не хочу.

И все лишнее, бесполезное и бессмысленное наконец-то забылось, лишилось цены.

Компас, крутящийся в сердце Странной Птицы, в конце концов оказался лишь нуждой одной обреченной человеческой души в донесении последних слов любви другой такой же душе. И пусть Птица чуть не осталась без тела, следуя ему – свою миссию она выполнила.

Да и потом, к чему потребны тела? Где заканчивается одно тело и начинается другое? Почему надлежит телам быть неизменными и сильными? Странная Птица лишилась многого, но засеяла еще больше – и теперь все ее существо заходилось в радостной песне. Радовалась она не отсутствию страданий и не окончательной своей сублимации, а наконец обретенной свободе. Пусть мир нельзя было спасти, он точно не был уничтожен.

Чудо-птица завела трель, и пусть то не был звук, знакомый всякому из птичьего рода-племени, Странная Птица поняла, что он значит. И если даже от Санджи в ней осталась лишь малость – та все равно признала звук и ответила ему. Так две птицы и пели друг другу, и одно мертвое отвечало другому мертвому на языке, понятном лишь им одним.

Так они и бежали – сквозь бреши, найденные в швах. Бежали, памятуя о городе, где нет зданий. Им были открыты два мира – новый и старый. Старый мир – простор древнего морского дна, зеленого от камышей, подернутых ряской озер и низких, отравленных водной солью деревьев с толстыми заросшими мхом ветвями, на которых они могли спать.