Когда дорога уходит вниз, я слышу отдаленный шум — ночные звуки города. Его огни даже на большом расстоянии оставляют отсветы на густой листве и заревом мерцают над верхушками деревьев.

Вскоре Люций останавливается и опускает меня на землю, небрежно, так что я ощущаю легкую боль в руке. Я безвольно лежу, чувствуя свежий запах травы и мелкие веточки и камни, упирающиеся в спину.

Моран, схватив за плечи, поднимает меня и прислоняет к стволу дерева. Я постоянно заваливаюсь и едва не падаю обратно, а он с невозмутимым видом раз за разом поправляет, возвращая меня на место, словно какую-то куклу.

Моя голова опущена, и я вижу лишь его ноги и торс.

— Побудешь здесь. Мы постараемся не забыть тебя забрать, — говорит он, вновь похлопав по моему плечу.

Рафаиль замечает:

— Ты точно бесстрашный. Что делать будешь, если она мстить начнет? А вдруг главе своего ордена пожалуется? Она же его дочь. Или брату…

— Насколько я слышал, приемная. Да и никто не станет поднимать шум из-за мелких дрязг между учениками. Еще один день, и мы разъедемся по домам. Какое мщение? — искренне удивился Люций. — Самое главное сейчас — это то, что мы просто обязаны побывать на ночных улицах Туриса. Преодолеть такое длинное путешествие и не развлечься? Нет, это невозможно.

Вскоре их голоса затихают вдали. Постепенно приходит безмолвие, а я остаюсь одна. Сила обездвиживающих печатей держится долго, и можно не пытаться самостоятельно выбраться из их оков. Не стоит и надеяться, что Моран допустил ошибку в знаках. Я видела длинные изящные линии на одном из листов — они идеальны.

Я прогоняю неспокойные мысли, что сжигают все внутри, и прикрываю глаза. Но как ни стараюсь, смех Морана еще долго стоит в моих ушах. Он становится то громче, то тише. И лишь спустя час я наконец чувствую долгожданное спокойствие и умиротворение.

Я осмысливаю ситуацию и принимаю решение.

Насколько план Люция логичен, настолько же в моих глазах бесполезен. Див не учел одну важную вещь — я не собираюсь молчать. Даже получив наказание, сочту его справедливым. Моя ошибка лишь в том, что я позволила себя схватить. В схватке с порождениями не будет никаких оправданий, не стоит их искать и сейчас.

Проходит еще примерно пару часов, и я, кажется, начинаю засыпать. Но ноющая боль затекшего тела не позволяет мне погрузиться в мир сновидений. Я балансирую на грани, сознание то ускользает, то возвращается вновь. Как вдруг тишину разрывает людской крик — полный ужаса, надрыва. Он угасает так же быстро, как возникает. Сердце в груди подпрыгивает и бьется с новой силой, а я будто острее чувствую, как ноют мышцы.

Крик повторяется, но он другой — женский, а вскоре к нему присоединяется еще один. Всего мгновение, и, словно нарастая, чужие вопли сливаются в унисон.

Что это?

Кровь стучит в висках. С каждым мгновением я все сильнее ощущаю свое бессилие. Я одна. Вокруг ни души. Лишь темные стволы деревьев, посеребренные лунным светом.

Далекие крики неожиданно сменяются затишьем. Гомон города, словно потеряв пронзительные ноты, почти не слышен.

Мое дыхание становится оглушительно громким, как и биение сердца, что, кажется, с удвоенной силой разгоняет кровь по венам. Подкатывает паника, которая словно по дуге взвивается вверх, когда вдруг раздается треск веток и шуршание травы.  Почти сразу слышатся чьи-то шаги — резкие, но в то же время мощные и быстрые.

И я вспоминаю абзац из учебника.

«Конечности ревенантов из-за застоя крови постепенно деревенеют, но в то же время силы в них становится так много, что они способны рушить деревья. Если это происходит, то захваченного темной энергией человека больше не спасти. Он мертв».

Мне страшно. Тело дрожит, а печати мерцают, сдерживая любые попытки пошевелиться, и все что мне удается — это лишь приподнять голову. Как раз к тому моменту, как из леса выходит эта тварь.

Она будто окружена алым ореолом, и она голодна.

Кожа ревенанта потемнела, точно намазанная сажей, у виска отсутствует клок волос, содранный прямо с кусочком скальпа и теперь алеющий еще не высохшей кровью. Все лицо в крови, она окружает его рот, затрагивает кончик носа. Зубы уже немного изменились — заострились, чтобы лучше разрывать мясо. Одежда простая, пусть и порванная, — платье из темной ткани с белым передником. Это женщина, но мне тяжело определить ее возраст.

Сердце с каждым ударом сильнее бьется о ребра. Мне кажется, оно вот-вот выпрыгнет из груди. Но в то же время я цепенею, будто ледяная фигура, а картинка происходящего передо мной сливается с другой.

Темная ночь. Разломанная в щепки дверь, явившая взору почти такую же тварь. Но только со знакомым до боли лицом. Так что при первом взгляде спросонья я не понимаю случившееся.

Кажется, в этот самый миг в лесу я разучилась дышать. Призраки прошлого в очередной раз настигли меня. Легкие болят. Перед глазами темнеет. Еще немного, и я просто позволю себя разодрать.

«Сара, посмотри на это с другой стороны — самое страшное ты уже пережила. И теперь ничто другое не потрясет тебя так сильно. В какой-то степени это хорошо. Многие даэвы погибли рано, потому что не справились со своим страхом», — голос бабушки Фредерика звучит ярко, спокойно, пытливо. Как всегда, она права.

Движения ревенанта резкие — я словно слышу, как скрипит его тело. С каждой жертвой и минутой оно становится сильнее.

Я ощущаю, как требовательно взывает ко мне сталь Туманного, но воспользоваться им мне не дано. Печати не снять. А лес вокруг выглядит как никогда спокойно, и даже яркая луна на небе совершенно обычная. Ничто не говорит о том, что я вот-вот умру. Мир безмятежен.

Тварь издает рык. В глазах ее мерцает блеск. Нас разделяет не больше пятнадцати метров.

А мои эмоции утихают. Мне кажется, за какой-то ничтожный миг я вовсе лишаюсь всех чувств. Внутри будто воцаряется пустота. И я наконец-то нахожу способ остаться в живых.

Тварь падает на четвереньки, стремительно перебирая руками и ногами, несется ко мне… И вдруг останавливается. Делает еще шаг и, скуля, валится на землю. Разрывает почву, крутится волчком, пытаясь избавиться от магии. Постепенно издаваемые ею звуки становятся все более визгливыми и противными. Она словно животное, которое режут тупым ножом.

Так продолжается несколько минут. Я чувствую, что уже на пределе. Мертвые не испытывают эмоций, но разум ревенанта соткан из грехов, и если в него нагло пытаются примешать нечто противоположное, это приносит боль.

Смерть близко. Она медленно подбирается ко мне, сминая сопротивление.

И я почти теряю сознание от головной боли, что разрывает мозг, когда слышу крик:

— Она здесь!

Коэн застывает на краю леса. Смотрит не на меня, а на мертвеца, что мечется на земле в метре от моих ног. В глазах дива застывает ужас, его лицо искажается, он готов закричать. Пятится и, спотыкаясь, падает на землю. А я смотрю на его метания безразлично, у меня нет никаких мыслей.