29 декабря мы получили донесение из Феодосии, что ночью противник там высадил десант под прикрытием значительных сил флота. Незначительные силы наших войск, стоявшие под Феодосией (один саперный батальон, противотанковая истребительная артиллерия и несколько береговых батарей; румыны прибыли в Феодосию только в течение первой половины дня), не в состоянии были помешать высадке. Телефонная связь со штабом 42-го корпуса, находившимся примерно в центре полуострова, была прервана.

В 10 часов от него была получена радиограмма о том, что граф Шпонек, ввиду высадки противником десанта у Феодосии приказал немедленно оставить Керченский полуостров. Приказ командования армии, запрещавший этот отход, уже не был принят радиостанцией штаба корпуса. Хотя и можно было согласиться с опасением штаба корпуса, который боялся оказаться отрезанным с 46-й пд на Керченском полуострове высадившимся десантом противника, мы все же считали, что чересчур поспешный отход ни в коей мере не может способствовать улучшению обстановки…

Одновременно с приказом, запрещавшим оставлять Керченский полуостров (этот приказ, как было сказано выше, уже не смог быть принят штабом 42-го ак), командование армии отдало приказ румынскому горному корпусу силами названных выше двух бригад и находившегося на подходе румынского моторизованного полка немедленно сбросить в море высадившийся у Феодосии десант противника. Мы, правда, не питали иллюзий относительно наступательного духа румынских соединений. Но противник не мог еще располагать у Феодосии крупными силами на суше. Решительными действиями можно было использовать эту его слабость. Мы имели основания надеяться, что румынам, по меньшей мере, удастся удержать противника в пределах небольшого плацдарма у Феодосии, пока не подойдут немецкие войска. Но и этой надежде не суждено было сбыться. Наступление румынского горного корпуса на Феодосию не только не имело успеха, но более того, румыны отступили перед немногими советскими танками, отойдя от рубежа восточнее города Старый Крым.

46-я пд форсированным маршем вышла на Парпачский перешеек. Но при этом ей пришлось оставить на обледенелых дорогах большинство своих орудий. К тому же ее личный состав был совершенно изнурен тяготами этого отступления.

Вслед за 46-й пд противник сразу же смог начать преследование с оставшихся за ним небольших плацдармов. Керченский пролив замерз, что позволило противнику быстро подтянуть новые силы. Если бы противник использовал выгоду создавшегося положения и быстро стал бы преследовать 46-ю пд от Керчи, а также ударил решительно вслед отходившим от Феодосии румынам, то создалась бы обстановка, безнадежная не только для этого вновь возникшего участка Восточного фронта 11-й армии. Решалась бы судьба всей 11-й армии. Более решительный противник мог бы стремительным прорывом на Джанкой парализовать все снабжение армии. Отозванные от Севастополя войска – 170-я пд, а после прекращения наступления с севера и 132-я пд – могли прибыть в район западнее или северо-западнее Феодосии не раньше чем через 14 дней.

Но противник не сумел использовать благоприятный момент… Из захваченных нами оперативных карт было видно, что высадившаяся у Феодосии 4-я армия имела только одну цель – выйти к 4 января в район западнее и северо-западнее города Старый Крым имевшимися к этому времени в ее распоряжении шестью дивизиями, чтобы затем занять оборону на достигнутом рубеже… Но противник не достиг в действительности даже упомянутого выше рубежа западнее города Старый Крым.

Наступавшая через Керчь 51-я армия преследовала 46-ю пд очень нерешительно. Высадившаяся же у Феодосии 44-я армия… к нашему удивлению, направила свои главные силы… на восток, навстречу 51-й армии. Противник явно видел перед собой только свою тактическую цель – уничтожение наших сил на Керченском полуострове – и совершенно упустил из виду оперативную цель – пересечение основной жизненной артерии 11-й армии.

Морская пехота на позиции

Таким образом, нам удалось создать из измотанной 46-й пд, прибывшего тем временем усиленного 213-го пп и румынских частей очень, правда, непрочный фронт прикрытия на рубеже северные отроги Яйлы у Старого Крыма – побережье Сиваша западнее Ак-Монай. На укрепление румынских частей были посланы все офицеры, унтер-офицеры и солдаты (в том числе из состава штаба армии), которых можно было высвободить, они же должны были обеспечить правильное использование тяжелого оружия румынами…

Наконец, 15 января все было готово для нанесения контрудара на Феодосию силами 30-го и 42-го ак. Нелегко было все же решиться на это наступление. Оно должно было вестись тремя с половиной немецкими дивизиями и одной румынской горной бригадой против противника, силы которого возросли теперь до восьми дивизий и двух бригад. В то время как противник располагал танками, хотя и в ограниченном количестве, у нас не было ни одного. Поддержка авиации стояла под вопросом из-за нелетной погоды. Тем не менее… благодаря храбрости войск… наступление имело успех… К 18 января Феодосия была в наших руках. Противник потерял 6700 человек убитыми, 10 000 пленными, 177 орудий и 85 танков»[7].

Также определенный интерес представляет собой мнение Э. фон Манштейна относительно дела генерала Шпонека, являвшегося его непосредственным подчиненным. В частности, он писал, что «дело графа Шпонека показывает, насколько трагична бывает для военачальника коллизия между обязанностью выполнять приказ и своим собственным мнением об оперативной необходимости. Он знает, что, не подчиняясь приказу, он рискует головой, и тем не менее он может оказаться перед необходимостью действовать вопреки приказу…

Получив донесение о том, что, вопреки неоднократным приказам командующего армией, запрещавшим отход с Керченского полуострова, командир корпуса все же приказал своим войскам отойти, я отстранил графа Шпонека от командования… потому, что не был уверен, что он способен был в то время справиться с критической обстановкой, сложившейся на Керченском полуострове…

В качестве обстоятельства, смягчающего вину графа Шпонека, обязательно следовало признать, что он очутился в чрезвычайно затруднительном положении, что он, попав в чрезвычайно сложную обстановку, был глубоко убежден, что иначе поступить нельзя.

Как только я узнал о приговоре, я в рапорте на имя командующего группой армий вступился за графа Шпонека и потребовал, чтобы прежде всего еще раз выслушали меня. Генерал-фельдмаршал фон Бок полностью поддержал мою позицию. Однако мы получили только ответ Кейтеля, в совершенно неоправданно резкой форме отклонявший нашу точку зрения… Мои неоднократные попытки добиться полной реабилитации/Шпонека/остались безуспешными. Потом он подло был расстрелян по приказу Гиммлера после 20 июля 1944 г. »[8].

Таким образом, как вышестоящий командир генерал-фельдмаршал Э. фон Манштейн, в определенной мере, даже оправдывает самовольный поступок своего подчиненного, ссылаясь на оперативную рациональность его решения в сложившейся обстановке. С одной стороны, это несколько новый подход к отношениям между начальником и подчиненным, с другой – и это не следует забывать – книга Манштейном была написана уже после окончания войны, в то время, когда открыто обвинять Гитлера в несправедливости было уже не опасно. Не исключено, что именно последнее обстоятельство и сыграло решающую роль в его оценках и выводах.