Когда дно чайника, было устлано толстым слоем травы, Под и Арриэтта слезли со склона. Арриэтта заглянула внутрь через дыру; теперь в чайнике пахло сеном. Солнце садилось, воздух посвежел.

— Что нам всем не повредило бы сейчас, — заметила Хомили, — это чашечка горячего чая перед тем, как лечь в постель…

Но, поскольку вскипятить его было невозможно, они довольствовались тем, что вытащили яйцо. Осталось еще больше половины, и каждый из них получил по толстому ломтю, украшенному сверху листами щавеля.

Под размотал просмоленную веревку, завязал один конец узлом, а второй продел через середину пробки и туго затянул.

— Для чего это? — спросила Хомили, подходя к нему и вытирая руки передником (слава богу, сегодня не надо было мыть посуду; она просто отнесла скорлупу к реке и бросила ее в воду).

— А ты не догадываешься? — спросил Под.

Теперь он, тяжело дыша, обрезал пробку со всех сторон и скашивал ее края.

— Чтобы заткнуть дыру?

— Именно, — сказал Под. — Когда заберемся внутрь, засунем ее туда вроде затычки, закроемся наглухо.

Арриэтта снова вскарабкалась по корням наверх. Родители видели ее на гребне склона. Там было более открытое место, и ветер развевал ее волосы. Вокруг нее на фоне темнеющего неба колыхались, скрещиваясь друг с другом, высокие травины.

— Ей нравится жить на открытом воздухе, — нежно сказала Хомили.

— А тебе? — спросил Под.

— Ну, — ответила, помолчав, Хомили, — насекомые не в моем вкусе, Под, я их никогда не любила. — Да и суровая жизнь тоже не по мне. Но сегодня, — она посмотрела вокруг, — сегодня у меня вроде бы хорошо на душе.

— Вот это разумные слова, — продолжая орудовать лезвием бритвы, сказал Под.

— Но возможно, — продолжала Хомили, глядя на него, я так себя чувствую благодаря этой пробке.

Где-то далеко заухала сова — глухой звук плавно и мелодично долетал к ним из полутьмы. Глаза Хомили расширились от страха.

— Арриэтта! — пронзительно позвала она. — Быстро! Скорее спускайся сюда.

В чайнике было уютно, а с закрытым входом и опущенной крышкой к тому же вполне безопасно. Опустить крышку уговорила их Хомили.

— Смотреть нам ночью не на что, — объяснила она Арриэтте и Поду, — а воздуха сюда попадает! достаточно и через носик.

Когда они проснулись на следующее утро, солнце уже поднялось и стенки чайника сильно нагрелись. Какая радость — поднять крышку, подтягивая постепенно веревку, и увидеть безоблачное небо! Под выбил ногой пробку, они выбрались через дыру наружу и перед ними снова был берег…

Завтракали они на воздухе. Яйцо понемногу уменьшалось, но оставалось еще две трети.

— А солнечный свет — та же еда, — заметил Под.

После завтрака, взяв шляпную булавку, Под отправился к трубе посмотреть, что вынесла вода; Хомили вывесила проветрить красное овеяло, затем занялась в чайнике уборкой, а Арриэтта снова залезла по корням наверх, чтобы обследовать склон.

— Не уходи далеко, — предупредил Под, — и время от времени подавай голос. Нам не нужны сейчас никакие происшествия… и по крайней мере — до возвращения Спиллера.

— И после его возвращения — тоже, — ввернула Хомили.

Но она казалась непривычно спокойной и умиротворенной: делать ей было нечего — только ждать, — никакой работы по дому, никакой готовки, никаких поисков добычи, никаких планов…

«Можно в кои веки понежиться», — додумала она и устроилась поудобнее на красном одеяле под горячими лучами солнца. Под и Арриэтта решили, что она задремала, но они ошибались: Хомили строила воздушные замки. Она рисовала себе их будущий дом — с окнами и парадной дверью — настоящий семейный очаг. Иногда он виделся ей маленьким и уютным, иногда — в четыре этажа высотой. «А не поселиться ли нам в особняке?» — спросила она себя.

По какой-то непонятной причине мысль об особняке напомнила ей о Люпи: «Интересно, что они подумали, спустившись вниз из этих своих темных комнатенок? — Что мы растворились в воздухе… провалились сквозь землю… так это для них и выглядит». Хомили представила удивленное лицо Люпи, громкие возгласы, предположения… И, улыбаясь про себя, она прикрыла глаза: «Они в жизни не догадаются, что мы ушли в водосток, — подумала она. — А уж мысль о Литл-Фордэме им и в голову не придет, для этого у них слишком бедная фантазия».

Прошло два безмятежных солнечных дня, а на третий день пошел дождь. Уже с утра начали сгущаться тучи, и к полудню лило, как из ведра. Сперва Арриэтта, желая остаться на воздухе, укрылась среди корней под нависающей кромкой берега. Но вскоре дождь усилился, ветер кидал ей брызги в лицо, а сверху на нее текли целые потоки; корни сделались скользкими и грязными. Все трое кинулись бежать к водостоку.

— Во всяком случае, — заметила Хомили, когда они уселись, скорчившись, в начале трубы, — отсюда нам все видно, не то что в чайнике.

Однако им пришлось отсюда уйти, когда Под услышал далеко в трубе нарастающий шум.

— Холмкрофт! — воскликнул он, прислушиваясь. — Скорей выходите… Бежим.

Но, глядя на серую пелену дождя, Хомили продолжала сидеть. Если уж им суждено промокнуть до нитки, заявила она, горячая вода приятней холодной.

Они все же ушли оттуда, и хорошо сделали: река поднялась почти до самого обрыва, который им надо было обогнуть, чтобы добраться до чайника. Песчаную кромку берега уже залило, и им пришлось разуться и идти босиком. Вода была мутная и коричневая от ила. Мелкую зыбь сменили упругие, стремительные волны, и, когда добывайки бежали к чайнику, они увидели, что поток несет огромные ветви, то скрывающиеся в глубине, то вновь взлетающие на гребнях волн.

— Спиллер не сможет плыть по такой воде… — простонала Хомили в то время, как добравшись до чайника, они переодевались в сухую одежду.

Голос ее, хотя она кричала во все горло, был едва слышен из-за грохота дождя, барабанившего по крыше. Снизу, так близко, словно это было в подвале их дома, доносился рев разлившейся реки. Но чайник, стоящий на каменном фундаменте и накрепко застрявший в откосе берега, казалось, был несокрушим. Носик у него глядел в подветренную сторону, крышка не пропускала внутрь ни одной капли.

— Двойной ободок, — объяснил Под. — Эти старомодные чайники сделаны, как надо…

Рассчитывая на то, что скоро появится Спиллер, они съели остаток яйца. Они все равно не наелись и горестно смотрели через входную дыру, как поток пронес мимо них полбуханки хлеба.

Наконец совсем стемнело; они закрыли вход пробкой и приготовились ложиться.

— Во всяком случае, сказал Под, — здесь сухо и тепло. И, конечно же, скоро прояснится…